По библейским местам
Шрифт:
Вход в пирамиду расположен примерно в сорока футах над землей с северной стороны, его проделали несколько веков назад арабские искатели сокровищ. Когда идешь вокруг пирамиды, обращаешь внимание на следы нескольких попыток забраться внутрь; но успешной оказалась только одна, поскольку арабы пробили туннель прямо под оригинальным проходом и попали в главный коридор, по которому мумию фараона вносили в погребальную камеру.
Вход представляет собой большую черную дыру в каменной груде. Я вскарабкался туда по известняковым плитам, и тут появился араб, который решил взять меня под опеку.
Несколько шагов я шел, распрямившись, но потом вынужден был согнуться пополам, а примерно двадцать ярдов пришлось
В электрическом свете я мог разглядеть известняковые стены великолепной кладки, трудно было найти швы между блоками. Ступени и перила крепились к одной стене. Ярдов пятьдесят подъем шел полого, а потом снова пришлось карабкаться на коленях по каменному туннелю не более трех с половиной футов высотой. И наконец передо мной открылся по-настоящему поразительный вид: комната в самом сердце пирамиды, где был похоронен Хеопс.
Это одно из самых зловещих помещений, которые я посещал, по-настоящему ужасное, очень легко поверить, что там обитают призраки. Воздух был затхлым и жарким, а вонь от летучих мышей — столь сильной, что я невольно глянул вверх, ожидая увидеть их свисающими по всем углам.
И хотя камера находилась в ста сорока футах выше уровня залитой солнцем платформы снаружи, возникло ощущение, что пребываешь глубоко под землей. Последовавший за мной араб внезапно выключил свет и произнес с жутковатым смехом:
— Темно… Оченьтемно!
Действительно, темнота была как в могиле, а еще невероятная, мертвая тишина. Никогда прежде я не понимал, что такое клаустрофобия, хотя и испытывал страх в угольных шахтах. Пока я думал, как выбраться наружу, меня постепенно охватывала паника.
В погребальной камере находился лишь один предмет: массивный каменный саркофаг, без крышки и без надписей. Араб подошел поближе и похлопал по нему. Саркофаг издал металлический звук, словно глухой колокол. Именно в этом гробу семь тысяч лет назад был похоронен фараон Хеопс.
Одна из поразительных особенностей этой пирамиды заключается в том, что она была построена вокруг саркофага; когда конструкция достигла уровня камеры, в нее внесли гроб, а уже после этого достроили верхнюю часть пирамиды.
Геродот рассказывает, что сто тысяч человек в течение трех месяцев в году работали на строительстве, десять лет ушло на подготовку площадки и двадцать — на саму постройку. Все это время правитель, должно быть, посещал место будущего захоронения, чтобы узнать, как идут дела. Наверное, он стоял в этой камере, когда она еще была открыта солнцу, а саркофаг уже стоял в углу. Возможно, он хлопал по нему и слышал тот же приятный, мелодичный гул. Не исключено, что он снова пришел сюда, когда камера была уже закрыта, темная, готовая к погребению. А потом наступил день, когда он попал сюда в последний раз, с золотой маской на лице и на веревочных носилках, под пение жрецов.
Несмотря на всю изобретательность зодчих, на эти узкие туннели, заблокированные после похорон гранитными блоками, и даже на плиту, поворачивающуюся на рычагах, известных только жрецам, грабители все же смогли проникнуть внутрь примерно через два столетия после смерти Хеопса.
Мы никогда не узнаем, кто поднял крышку огромного каменного саркофага и сорвал с фараона золото, выбросив кости на пол. Но и спустя столетия после осквернения могилы люди поражались при виде великой пирамиды, не будучи в состоянии поверить, что она уже не хранит внутри сокровищ. Персы,
Я решил посетить Файюм, который лежит в сорока милях от пирамид, за Ливийской пустыней. Это впадина глубиной сто сорок футов, примерно сорок миль длиной и тридцать шириной, отделенная от Нила грядой невысоких холмов. Однако в гряде есть проход, через который в древние времена протекало боковое русло, образуя огромное естественное озеро, уровень которого поднимался и опускался одновременно с Нилом.
Я выехал на машине в сторону Файюма ясным жарким утром. Слева от меня высились пирамиды, а вокруг вскоре не осталось уже ничего, кроме безграничного пространства раскаленного песка. Сорок миль — достаточное расстояние, чтобы понять, что такое пустыня, но недостаточное, чтобы наполнить сердце отчаянием и слабостью. Песчаная дорога теряется за горизонтом. Холмы громоздятся друг за другом, милю за милей, они то гладкие, как коричневый бархат, то покрыты бороздами ветров, словно по ним прокатились волны прилива. И солнце нещадно палит над мертвой страной, так что начинают болеть и слезиться глаза от взгляда на выжженную равнину; и когда мелькнет случайный объект — птица, белые кости верблюда, шасси сгоревшего «форда», — он кажется желанной передышкой посреди монотонной и безжизненной пустоты.
Одно прекрасно в пустыне: сухой, чистый воздух, проходящий тысячи миль над песком, заставляет закипать кровь и радостно биться сердце.
Дорога шла под уклон, к пейзажу, который в точности соответствовал моим детским представлениям о Садах Эдема. Пустыня заканчивалась внезапно, прямо перед стеной финиковых пальм. Там, где их силуэты образовывали сплошную линию на фоне неба, я заметил тяжелые гроздья фиников, напоминавших рой пчел, а еще цвет испанского красного дерева.
Вместо выжженной земли теперь дорогу окружали высокие валы черной земли — жирной, плодородной черной земли Египта; а в стороне виднелись каналы с медленно текущей свежей водой, словно вены, переносившие кровь этой страны.
Богатство оазиса Файюм во времена фараонов было легендарным. Земля давала практически все известные тогда плоды: апельсины, бананы, мандарины, финики, сахарный тростник, рис, кукурузу, оливки.
Как усердно трудится феллах!Он буквально порабощен этой черной землей, отдает жизнь в обмен на ее плодородие. Он стоит по колено в воде, его тонкая одежда промокает от брызг колодца – шадуфа;он идет по липкой грязи полей, босые ступни делают его легкой жертвой ужасных микроорганизмов, живущих в египетской почве; он склоняется над плугом, каким пахали, должно быть, герои Вергилия; он шагает, как воины фараонов на храмовой стене, срубая початки кукурузы в рост человека; он покрыт ветвями и листьями, словно персонаж весеннего праздника, и склоняется под грузом урожая.
Каждый день, год за годом, век за веком, похож на любой другой. Он феллах,человек, трудом и потом которого были выстроены пирамиды и храмы, человек, чей фатализм, вероятно, является самым колоссальным памятником Египта.
Минуя очаровательные деревни посреди пальмовых рощ, на берегах мелких каналов, я заметил, что из печей поднимается дым, там женщины пекли плотный хлеб, важнейший продукт Египта. Я видел маленькие глинобитные домишки, где крестьянин спит лишь несколько часов, пока не начнется восход солнца, который, словно труба, призовет его вновь бороться с водой и землей. В доме остаются лишь малые дети, играющие в пыли.