По далеким и близким дорогам
Шрифт:
– Если стесняетесь войти, то это напрасно. В дом ко мне все заходят, мои двери всегда открыты.
Он открыл калитку, потом тяжелые дощатые двери, и, пропуская нас во двор, спросил:
– А вы надолго сюда?
– На один день.
– Что так скоро? Поживите. Тут замечательно.
– Нам домой надо. На работу. Хотим сегодня засветло до Енисейска добраться.
– В старину люди пешком сюда ходили. А сейчас на машинах ездят, другое время, это намного легче.
Весь двор по-казачьи был обустроен под одну крышу.
Когда вошли в дом, показалось, что я уже был здесь. В доме инокиня Сусанна, что в переводе с еврейского означает Лилия, готовила обед. Женщина лет сорока, одета в монашеское обличье, смуглое лицо, большие карие глаза. Она приехала в село из женского монастыря с благими намерениями: помогать старцу Севастьяну вести хозяйство в доме. Здесь работников из соцзащиты нет, а ведь многие знают, что в доме, который стоит в селе, работы непочатый край, особенно летом. За огородом нужно ухаживать, забор ремонтировать. Не говоря уже о таких элементарных вещах, как сготовить обед, постирать белье.
Отец Севастьян пригласил нас в свою комнату. Тихо горели лампадки. На стенах – иконы. Фотографии царской семьи. И я подумал, что же открывается его взору из этой крошечной комнатки, ставшей местом духовного притяжения многих людей.
Он стал читать церковное писание, в котором определены грехи наши.
Губы мои будто сами собой стали шептать молитву. Словно какой-то нарыв прорвало. Я не искал слова, они приходили сами. Сейчас, когда я пишу это, мне уже не удается вспомнить те слова, вернуть то состояние. Помню только, что будто увидел себя со стороны и жизнь свою увидел, грешную и бестолковую, в которой было столько показного, ненастоящего, столько суеты и пустых слов, хождения в потемках, самомнения.
Потом старец пригласил нас к столу. Мы разговорились. Оказалось, что игумен Севастьян приехал в село семь лет назад из Енисейского монастыря. Раньше он служил в Кемерово, потом в Киселевске и 16 лет в Енисейском монастыре. Повидал он на своем веку немало, много где бывал, но лучше места, чем здесь, в Маковском, еще не встречал. Как долго пробудет здесь? А Бог его знает. Может быть, останется навсегда.
Услышав про Кемерово, я обрадовался:
– Батюшка, а я из Мариинска. Там у меня мать и старшая сестра живут.
– Да! – удивился он. – Я знаю этот город. Я служил там, правда, недолго, пока священник был в отпуске. А так я служил в Кемеровской епархии.
Он замолчал, задумался, а потом, как бы спохватившись, засмеялся и громко произнес:
– А сюда только вертолетом можно долететь.
– А вертолет к вам часто летает? – спросил я.
– Два раза в месяц. Для всех жителей это праздник. Мне письма привозят от людей со всей страны. Другим пенсии, третьим водку. Ведь пенсию на что-то нужно тратить. Вот и веселится
– Батюшка! – обратилась к старцу Надежда. – Если Вам плохо здесь, поедемте к нам в Тулун. Там дом купим. Жить будете хорошо и в достатке.
Отец Севастьян внимательно выслушал, по-детски улыбнулся и сказал:
– Спасибо вам за предложение. Вы знаете, что я хочу вам сказать. По всему видно, вы добрые люди, но поймите меня. Много ли человеку в жизни надо? Дом у меня есть, храм через дорогу. Хожу на службы. Встаю рано – не спится, иду в церковь, печи топлю, чтобы прихожанам тепло было на службе.
А искушения, они есть везде.
Сусанна рассказала нам, что накануне в деревню заявился медведь-шатун. Рядом заготавливают лес, вот и разбудили хозяина тайги. Зашел во двор, разорвал собаку. Глава местной администрации Александр Ефимович Земляной сообщил по рации в полицию. Приехали полицейские из Енисейска на «УАЗике». Проехали по деревне, медведя не видно. Уже собрались уезжать. Тут к ним подошел отец Амвросий.
– Я на службу боюсь ходить, он вчера рядом с храмом бродил, того и гляди, что набросится. Он же голодный.
Полицейские остались и почти сутки дежурили в поселке, разъезжая по его окрестностям. Вечером следующего дня шатун вновь появился в поселке, где и был застрелен.
Также Сусанна рассказала нам, что в настоящее время население здесь живет за счет охоты, рыболовства, сбора дикоросов, пчеловодства. В селе имеется начальная школа, в которой учится с десяток школьников. Люди живут сейчас здесь не местные, без корней. Часть из них приехала в советский период по распределению, другие – по оргнабору в химлесхоз, третьи – ссыльные. Раньше жило много староверов.
Связь села с районом – летом только вертолетом, да по рации.
– Угощайтесь, – приглашал отец Севастьян, предлагая жареную рыбу в чугунной сковороде, покрытую бронзовой корочкой, – мясо нам нельзя, а вот рыбу, пожалуйста, кушайте.
– Батюшка! – спросила Надежда. – Пост ведь идет. Нам можно рыбу есть?
На что старец улыбнулся и, подняв на нее глаза, строго сказал:
– Конечно, можно, сегодня большой праздник. А вообще, я вам так скажу, ешьте, что угодно, главное, не ешьте друг друга.
Мы сидели за столом, разговаривали. Надежда спрашивала отца Севастьяна о своем, жена моя, Лилия, интересовалась тоже житейскими делами. Я отвлекся в разговоре с Александром и уже не помню, о ком шла речь, только услышал, когда Надежда сказала:
– Ну он же хороший человек, батюшка.
На что старец ответил:
– Добрым людям в России всегда нелегко живется.
Сегодня я часто вспоминаю эти слова, сказанные тихим, но твердым голосом, и они, безусловно, отражают нашу реальную действительность.