По дикому Курдистану
Шрифт:
– Его освободил от пут пещерный дух.
– Тогда этот Рух-и-кульян весьма беспечный дух. Послушай, сиди, нам нужно опять его связать!
– Нет, он попросил у меня прощения, и я его простил.
– Сиди, ты еще беспечней, чем дух! Но я буду умнее, я, хаджи Халеф Омар, не прощу его!
– Тебе не в чем его прощать.
– Мне? И не в чем? – вскричал он удивленно.
– А чем он провинился перед тобой?
– Я являюсь твоим другом и охранником, а он покусился на тебя. Это гораздо страшнее и подлее, чем если бы он меня самого взял в плен. Если
– Потом, когда мне представится такая возможность. А теперь влезай на лошадь! Ты же видишь, что все остальные уже верхом.
Мелек зажег новые факелы, и мы пустились в обратный путь. Теперь в отличие от нашего пути к пещере мы не были столь молчаливы. Только я один не участвовал в разговоре. Линдсей и Халеф пытались общаться на примитивнейшем английском, вкрапляя арабские словечки, а трое курдов – на их живом, родном языке, для меня почти непонятном.
Наше приключение породило во мне немало разных мыслей. В чем состояла власть, которой обладает Мара Дуриме и благодаря которой она предотвратила целую войну? То обстоятельство, что она была когда-то повелительницей, могло и не иметь здесь решающего значения.
Для того чтобы примирить за такое короткое время двух противников, которые столь резко разнятся по своему происхождению и вере, нужно было что-то еще, необыкновенное. И еще более невообразимо было то, что она смогла так быстро превратить дикого, несдержанного Неджир-бея в приветливого, кроткого, почти как ягненок, человека. Видимо, мне не доведется всего этого узнать, это так и останется тайной бея, мелека и раиса!
Другой бы человек хвалился тем, что имеет такое влияние на людей, такую власть над ними. Мара Дуриме была не только таинственным человеком, но и обладала, конечно же, незаурядным, выдающимся характером. Вот великолепный сюжет для человека, рыщущего по белу свету в поисках интересного предмета для описания! Сознаюсь со стыдом, что мне было бы гораздо интереснее вникнуть в глубины этой тайны, чем разбираться во всех этих конфликтах.
Вдали показались огни Лизана, и раис сказал:
– Теперь я вынужден с вами расстаться.
– Почему? – обернулся к нему мелек.
– Мне нужно отправиться к моим людям, чтобы сообщить им, что обстоятельства изменились и сейчас наступил мир. А то они могут потерять терпение и еще до рассвета напасть на курдов.
– Хорошо, иди.
Раис повернул вправо от дороги, по которой мы уже через десять минут были в Лизане. Люди приняли нас с любопытством. Своим громким голосом мелек созвал их в одно место, выпрямился в седле и объявил им, что военных действий не будет, так как такова воля Рух-и-кульяна.
– Мы расскажем курдам обо всем этом лишь утром? – спросил я мелека.
– Нет, пусть они об этом узнают тотчас же.
– Кто поедет к ним?
– Я, – отвечал бей. – Они никому так не верят, как мне. Ты поскачешь со мной, господин?
– Да, –
Я повернулся к ближайшему от меня халдею и спросил:
– Ты знаешь дорогу в Шурд?
– Да, эмир.
– Знаешь ли ты, где там живет дочь раиса, Ингджа?
– Да, очень хорошо.
– А женщину по имени Мадана?
– Тоже знаю.
– Тогда бери лошадь и быстро скачи туда. Скажи им обеим, что они могут перестать волноваться и пусть спокойно ложатся спать, потому что наступил мир. Раис стал моим другом и не будет на них гневаться за то, что они отпустили меня.
Я чувствовал себя обязанным быстрее дать знать обеим женщинам, сыгравшим такую важную роль в этой истории, о благополучном завершении событий, потому как предполагал, в какой большой тревоге находятся они, ожидая возвращения раиса и его гнева.
Халдей ускакал, а я присоединился к бею из Гумри. Наши лошади уже шли рысью, когда мелек крикнул нам вслед:
– Приведите с собой бервари, они будут нашими гостями!
Я уже хорошо знал дорогу, хотя деревья и кусты, заполонившие все обочины, делали ее довольно сложной. Не успели мы одолеть еще и половины пути, как нас остановили возгласом:
– Кто идет?
– Друзья! – отвечал бей.
– Скажите ваши имена!
Бей узнал постового по голосу.
– Успокойся, Талаф, это я сам!
– Господин, неужели это ты? Слава Богу, что я слышу наконец твой голос! Тебе удалось убежать?
– Я не убежал. Где вы расположились?
– Скачи все прямо и прямо, пока не увидишь костры!
– Веди нас!
– Я не могу, господин.
– А что такое?
– Нас недавно поставили на этот пост, который я не смею покидать раньше, чем меня сменят.
– Кто у вас там командует?
– Все еще раис Далаши.
– Вы выбрали себе и в самом деле крайне смышленого предводителя. Но теперь я здесь, и ты должен повиноваться мне. Посты больше не нужны. Веди же нас!
Постовой взял на плечо свое длинное ружье и зашагал впереди нас. Скоро между деревьями мы увидели лагерный костер: мы прибыли на то же самое место, где у нас вчера было совещание.
– Бей! – вскричали кругом.
Все, возбужденные и радостные, поднялись, чтобы приветствовать бея. Меня тоже окружили со всех сторон и протягивали дружественно руки. Только раис Далаши, бывший руководитель, наблюдал за всем этим издалека, с мрачным выражением лица. Он, видимо, понял, что его власть кончилась. Наконец он все же подошел к нам и протянул бею руку.
– Добро пожаловать! – сказал он. – Ты убежал?
– Нет, меня отпустили.
– Бей, это величайшее чудо из всех, о которых мне довелось слышать.
– Это вовсе не чудо. Я заключил с халдеями мир.
– Ты поступил опрометчиво! Я послал в Гумри, и утром к нам присоединятся сотни бервари.
– Тогда это ты поступаешь опрометчиво. Ты что, не знал, что этот эмир отправлялся в Лизан, чтобы способствовать миру?
– На него напали.
– Но ты же узнал позднее, что это не мелек на него нападал.