По дикому Курдистану
Шрифт:
– Вот ступенька, ага!
– Да, вот и они. Не упади, эмир! Ты еще никогда не был в этом доме, положись на меня, я проведу тебя.
Он навалился на меня всей своей тяжестью, так, что мне прямо-таки пришлось его волочь по незнакомой лестнице.
– Вот мы и наверху. Где комната сержанта?
– Говори тише, я все слышу! Справа первая дверь.
Он потащил меня дальше, но не направо, а прямо, и мне пришлось переменить его направление. И после нескольких шагов я нащупал дверь, которую и обследовал рукой.
– Я чувствую два запора, замка нет.
– А его и нет.
– Запоры задвинуты.
– Тогда
– Я открою.
– Сделай, сделай это, и я узнаю, с кем это я здесь стою.
Я отодвинул тяжелые запоры. Дверь открылась наружу. Мы вошли.
– В комнате сержанта есть лампа?
– Да, лампа стоит вместе с зажигалкой слева в нише.
Я прислонил его к стене и принялся искать. Скоро я нашел что искал и зажег лампу.
Помещение было тесным и маленьким, на деревянных досках пола лежала циновка, служившая всем сразу – и ковром, и сиденьями. Разбитая миска, пара разорванных ботинок, тапок, пустая кружка для воды и кнут валялись кругом на полу.
– Нет его! Где шляется этот парень? – спросил ага.
– Должно быть, у арнаутов, которые здесь несут вахту.
Он взял лампу и, шатаясь, двинулся вперед, но уперся в дверной косяк.
– Не надо меня так толкать, эмир. На, держи лампу, лучше я тебя поведу, а то ты еще спустишь меня по лестнице. Я люблю тебя, я твой друг, твой лучший друг, поэтому прими мой совет, не пей больше никогда это персидское лекарство. Оно ожесточает твое сердце!
Мне пришлось применить физическую силу, чтобы в целости и сохранности свести его вниз. Когда мы очутились перед дверью, за которой должны были быть арнауты, она оказалась тоже заперта, а когда мы ее открыли, то нашли помещение пустым. Оно походило больше на хлев, чем на жилище человека; мне стало невыносимо жаль заключенных.
– Тоже никого нет! Эмир, ты был прав. Эти негодяи убежали, вместо того чтобы нести вахту. Но они меня еще узнают. Я повелю их высечь, я даже повешу их!
Он попытался повращать глазами, но глаза не послушались; чем дольше действовало вино, тем сильней оказывалось его влияние.
– Что теперь нам делать?
– А что ты имеешь в виду, эмир?
– На твоем месте я подождал бы, чтобы принять арнаутов так, как они того заслужили.
– Конечно, я так и сделаю. А где будем ждать? Здесь или наверху?
– Здесь. Я снова уже не поднимусь; ты слишком тяжел, эфенди. Смотри, как ты шатаешься! Присядь! А я думал, мы хотели провести инспекцию в тюрьме.
– Мы проведем, – сказал он устало. – Хоть эти люди этого и недостойны. Все без исключения мошенники, воры и разбойники, курды и еще один араб, наиопаснейший из всех.
– Где он помещен, этот араб?
– Здесь, рядом, его должны строже всех охранять. Да сядь же, в конце концов.
Я опустился рядом с ним на пол, хоть он был из утоптанной глины и крайне грязен. Ага зевнул.
– Ты устал? – спросил он меня.
– Немного.
– Поэтому ты так и зеваешь. Иди поспи, пока они придут, а потом я разбужу тебя. Аллах-иль-Аллах, ты стал слабым и ненадежным! Вот тут я и устроюсь поудобнее.
Он распростерся на полу, облокотился на руки и положил голову на руку. Наступила тишина, и спустя некоторое время его голова полностью склонилась на пол – хозяин тюрьмы спал.
Как часто я читал о том, что заключенный выбирался на волю, опоив своих тюремщиков,
Ага лежал на полу с открытым ртом и храпел. Я потряс его за руку, сперва немного, затем сильнее. Он не просыпался. Я захватил лампу и вышел из комнаты, мягко прикрыв за собою дверь. Чтобы меня не поймали на месте преступления, я также беззвучно задвинул один из запоров. Уже до этого я все внимательно рассмотрел и заметил, что двери снабжены лишь двумя обычными запорами; замков не было. Значит, мне не понадобится искать ключ.
И все же мне было немного не по себе одному в коридоре, тем более что слабый свет лампы не мог бороться со здешним мраком. Но я был ко всему готов. В нужный момент я бы рискнул всем, чтобы не уйти из тюрьмы без пленника. Я отодвинул запоры, открыл дверь, оставив ее широко распахнутой, чтобы услышать любой звук, когда я буду уже внутри. Да, помещение, которое я разглядывал, было настоящей каталажкой!
Пол на целых два локтя был ниже уровня двери, ступенек не существовало и в помине. В длину помещение имело четыре шага, в ширину – два, не было покрашено, не имело ни глиняного, ни деревянного пола. Вверху, прямо под потолком, находилось одно из тех отверстий, которые я днем видел снаружи. Кроме миски с водой, поставленной как будто собаке, я не увидел в этой комнате ничего, не считая, конечно, самого пленника, лежащего на влажной земле в этой тюремной дыре.
При моем появлении он поднялся. Отощавший, со впалыми глазами, полуживой, он тем не менее держался гордо. Его глаза засверкали гневом, когда он спросил меня:
– Чего ты хочешь? Что, нельзя даже поспать?
– Говори тише! – перебил я его. – Я вовсе не твой сторож. Как твое имя?
– Почему ты спрашиваешь меня об этом?
– Говори еще тише, нас не должны услышать. Как тебя зовут?
– Зачем тебе это нужно знать? – спросил он, правда уже приглушенно.
– Я догадываюсь, но хочу услышать от тебя – кто ты?
– Меня зовут Амад эль-Гандур.
– Тогда ты тот, кого я ищу. Обещай мне вести себя спокойно, что бы я тебе ни говорил!
– Обещаю!
– Мохаммед Эмин, твой отец, находится поблизости.
– Аллах-иль-Алл…
– Молчи! Твой крик может нас выдать.
– Кто ты?
– Друг твоего отца. Я пришел как гость к хаддединам и боролся на стороне твоего отца против ваших врагов. Я прослышал, что ты находишься в заключении, и мы отправились в путь, чтобы тебя освободить.
– Слава Аллаху! Хотя мне и не верится!
– А ты поверь! Смотри: это окно выходит во двор, двор примыкает к саду, а сад принадлежит хозяину дома, в котором мы и живем.