По дорогам идут машины
Шрифт:
— Чего вы на меня так смотрите?
— А какой из себя Мирза Бедирханов? — спросил я, несколько смутившись.
— Черный такой. Спецовка синяя, — едва слышно про шептала украинская Абдуллаева. — Рукава закатаны.
Я стал глядеть. На многих мужчинах были синие спецовки, и почти у всех закатаны рукава.
— Туда не глядите, — прошептала работница, — там его нема. Вы у стенки поглядите.
— Товарищ Абдуллаева, — снова сказал председательствующий. — Это вам не квартира, это собрание. На квартире вы следите за порядком, а
Абдуллаева, взглянув на меня, снова улыбнулась.
— Это муж мой. Когда он на собрании председатель — с ним прямо житья нет. Тоже в нашей бригаде работает. Оператор. Надо молчать. — И тут же добавила: — А вы откуда?
Я сказал.
— Ничего, обождите. Мастер сейчас выступать будет, вы его увидите…
Между тем на трибуну вышел высокий молодой человек в распахнутой на груди косоворотке. Он начал молча перелистывать блокнот, и все выжидающе смотрели на него.
— Не этот? — спросил я Абдуллаеву.
— Нет. Это парторг промысла. Товарищ Огурцов.
После парторга на трибуну, один за другим, стали подниматься слесари, мастера, операторы, инженеры.
От имени своих бригад они обещали собранию выполнить годовой план на месяц раньше срока. Они обещали дать родине сверх плана тысячи и тысячи тонн нефти. Они не только давали обещания, но тут же, с трибуны, рассказывали, как и почему смогут выполнить их, говорили о новых методах эксплоатации скважин, об ускорении сроков возврата в строй бездействующих, об увеличении межремонтного периода, о новых способах увеличения дебита.
Один за другим выходят на трибуну люди. Я слушаю их и жду выступления Бедирханова.
Наконец поднялся председательствующий и, держа бумажку, скрученную в трубку, сказал:
— Товарищ Бедирханов прислал записку о том, что ушел на девяносто девятую. Мастер поручил мне сказать от имени нашей бригады. Мы берем обязательство дать нефти сверх плана… — и тут он назвал такую цифру, что люди зашевелились на скамьях, заговорили.
Обязательство Бедирханова вдвое превышало обязательства всех бригад, вместе взятых.
Народ удивленно шумел. Председательствующий постучал карандашом по столу.
— А ты не ошибся, Орудж? — осторожно спросил Огурцов.
— Нет, не ошибся. А если контора бурения сдаст нам 3019-ю скважину на месяц раньше планового срока, то мы дадим стране… — и Орудж назвал еще большую цифру.
— Кто бурит 3019-ю?
— Ага Нейматулла.
— Это на море?
— На море.
— Сейчас мы ему позвоним.
Люди в красном уголке сидели молча, прислушиваясь к голосу Огурцова, раздававшемуся из соседней комнаты.
— Женя, дай мне 3019-ю. Кого нужно? Ага Нейматуллу нужно. А где он? Тогда соедини с парторгом. Здравствуй, Аракелов. Мне всеведущая Женя донесла, что Нейматулла у тебя. Передай ему, пожалуйста, трубку. Нейматулла? Привет. Огурцов. Ага Нейматулла, обязательство бригады Бедирханова зависит от вас. Если вы сдадите морскую 3019-ю
Телефон коротко звякнул, Огурцов вошел в красный уголок и сказал:
— Ага Нейматулла обещал сдать 3019-ю на 36 дней раньше срока; он добавляет шесть дней для того, чтобы Мирза смог снова все продумать и подсчитать.
На следующий день, решив во что бы то ни стало разыскать Бедирханова, я отправился в контору первого промысла. Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо, и асфальт подавался под ногами, как резина.
У дверей конторы, возле железной ограды, стояли парторг Огурцов, мастер первой бригады Кулиев, заведующий промыслом Николай Артемович Далакян и плечистый человек с рыжими запорожскими усами.
Все они сбились в тесный кружок, не сводя глаз с блокнота, на котором Далакян чертил что-то карандашом, объяснял схему, быстро говоря по-азербайджански.
Человек с запорожскими усами часто перебивал заведующего, видимо возражая, но фразы давались ему с трудом, и для большей убедительности он медленно шевелил своими толстыми пальцами. Впрочем, к словам его и Николай Артемович и остальные прислушивались со вниманием.
Все они были так заняты разговором, что не замечали готовящейся каверзы. Кто-то, забравшись в садик перед конторой, открыл водопроводный кран, прижал его ладонью и из-за дерева направил на Кулиева перепончатую струю.
Дерево было окутано белой водяной пылью и на ветках, то бледнея, то ярко светясь, висел прозрачный кусок радуги. Напор струи был слабым, и ветер легко относил ее. Вдруг струя выпрямилась и хлестнула по человеку с запорожскими усами. Он резко повернулся, и при этом на лацкане его пиджака блеснула Звезда Героя Социалистического Труда.
— Что это еще за шуточки… — начал было Николай Артемович, но усатый человек вдруг с неожиданной резвостью бросился за калитку палисадника.
Однако пока Герой Социалистического Труда подбегал к калитке, из садика через ограду перемахнул мокрый с головы до ног юноша и, очутившись на дороге, закричал своему преследователю:
— Давай поливай. С места не сойду. Давай, давай!
Воспользовавшись тем, что беседа неожиданно прервалась, я обратился к Николаю Артемовичу:
— Скажите, пожалуйста, где я могу найти мастера Бедирханова?..
— Я Бедирханов, — сказал тот, кого я принял за юношу. — Что хотите?
Передо мной стоял низенький, худощавый, черноволосый парень. На нем были синяя спецовка, брезентовые, заляпанные нефтью брюки и модельные, незашнурованные туфли.
Мы познакомились.
— Погоди немного, — сказал Бедирханов, сразу переходя на «ты», — кончу с начальством разговор… Товарищ заведующий, сейчас обеденный перерыв, и если вы еще будете спорить про восемьдесят шестую, буду опять заливать вашу комиссию. Обедать надо, а не спорить.