По дорогам прошлого
Шрифт:
— План такой, — говорил, волнуясь, Зубрилин, — догоним вертушку и врежемся в хвост. Разобьем два-три вагона, загородим путь. Не то что государь-император, сам сатана со всем адом кромешным не пройдет ни в Дно, ни в Псков. Жди, пока разберут обломки. А то и паровоз сойдет с рельсов. Это дня на два работы, не меньше. Царь не прорвется к Пскову, не доедет до Северного фронта. Только самим спрыгнуть вовремя…
— По моей команде. Я — последний! — сказал машинист.
Пока Зубрилин подготавливал к отправке балластную
Проходившие со стороны Петрограда поезда были забиты солдатами. Их отправляли на фронт. По крайней мере, так им говорили, когда вывозили из столицы. У многих на шинелях висели большие красные банты. Солдаты разносили весть о восстании в Питере. Это еще больше тревожило коменданта.
«Надо глядеть в оба, — думал он. — Верить никому нельзя!»
Жандармы принесли коменданту отобранный у зазевавшегося солдата лист плотной бумаги с напечатанными жирной краской словами:
МАНИФЕСТ
РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
КО ВСЕМ ГРАЖДАНАМ РОССИИ
ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
Полковник Фрейман читал: «Граждане, солдаты, жены и матери! Все на борьбу! На открытую борьбу с царской властью и ее приспешниками!
По всей России поднимается красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов…»
Комендант передернул плечами; по спине между лопатками пробежал холодок. Он скомкал манифест и, заскрипев от злости зубами, распорядился вызвать к себе жандармского ротмистра.
Вскоре вместе с ротмистром Фрейман вошел в аппаратную и потребовал круг с телеграфной лентой.
Кочеткова растерялась: развернутая лента еще лежала у аппарата.
Комендант пробежал ее глазами, отшвырнул и погрозил неведомо кому кулаком. Ротмистру он приказал:
— Задержать! Немедленно!
При слове «задержать» безучастный до того жандарм оживился. Надо было схватить кого-то. Это он понимал. Остальное его не касалось.
— К стрелкам на Бологое! Задержать паровоз! — хрипел полковник. — Там государственные преступники! Покушение на государя-императора!
Ротмистр крикнул шедшим навстречу охранникам:
— За мной! — и побежал к выходным стрелкам, куда указывал Фрейман.
Стрелочнику приказали закрыть выход на Бологое.
Подошел паровоз.
Жандармы с оружием в руках приблизились. Ротмистр предложил всем сойти вниз.
— На снежок! — сказал он нарочито приветливым тоном, плотоядно облизывая губы.
Ни ротмистр, ни жандармы и охранники в сумятице не заметили, как один человек, еще до подхода паровоза к выходной стрелке, перемахнул через тендер на другую сторону, спрыгнул
Это был Зубрилин.
Красовскому и Шурову не трудно было доказать, что они, в ожидании царских поездов, хотели проверить, все ли в порядке на пути. Зубрилину же лучше всего было не попадаться на глаза жандармам.
На исходе дня к станции подошел сначала контрольный паровоз, а затем один за другим литерные поезда — царский и свитский.
Спереди и сзади каждого поезда из шести-семи вагонов находилось по паровозу.
Жандармы с охранниками и конвоем образовали у царского поезда цепь. Перрон и здание вокзала были освобождены от пассажиров, движение приостановлено.
Полковник Фрейман доложил о происшествии генералу Воейкову — коменданту царского поезда. В подтверждение своих слов он передал ему круг с телеграфной лентой.
— Немедленно смените паровозы и отправьте государя и свиту на Псков. За исполнение отвечаете головой! — приказал Воейков.
…Прошло около двух часов, а поезда все стояли на месте. Ни комендант станции полковник Фрейман, ни комендант царского поезда генерал Воейков не могли заставить железнодорожников двигать эти составы дальше.
В резерве не оказалось вдруг достаточного количества паровозных бригад.
В царских поездах было пять паровозов. Для смены требовалось пять бригад. Фрейман, переругавшись с дежурным по станции, с трудом набрал три. А генерал Воейков выходил из себя, грозил судом и расправой.
Полковник распорядился послать в пристанционный поселок жандармов и привести машинистов и их помощников силой, под угрозой оружия.
Наконец кое-как бригады сформировали. Генерал успокоился и ушел с докладом к царю.
Из депо вышел первый паровоз. Он двинулся к главному пути, где стоял царский поезд. Полковник с нетерпением поглядывал на сцепщика, поджидавшего окутанный дымом паровоз. Фрейману хотелось поскорее проводить высоких гостей.
В самый последний момент перед стрелкой у запасного тупичка возле вокзального здания метнулась фигура человека. При слабом фонарном освещении трудно было разглядеть, кто это. Но мелькнувшая на миг тень показалась Фрейману знакомой!
— Зубрилин! — вскрикнул от неожиданности комендант.
В эту минуту паровоз свернул в тупик, пробежал с шумом метров двести стального пути, сбил тяжелый в бело-черных полосах брус с сигнальным фонарем и врезался в грунт.
Когда жандармы добежали до паровоза, ни машиниста, ни помощника, вообще никого на нем не было. Все скрылись.
С большим трудом удалось Фрейману отправить поздно вечером царя и его свиту на Псков.
Об этом мы узнали от старого железнодорожника Василия Арсеньевича Хвалынского, проживающего в городе Воронеже. В те бурные дни он работал на станции Дно.