По дорогам сказки
Шрифт:
Сказав эту речь, Тринадцатый выгнул грудь колесом, напыжился, крикнул три раза «ку-ку-ре-ку» и побежал дальше.
На сжатом поле горкой лежали только что вырванные жнецами сорные травы. Легкий, чуть видный дымок выбирался из кучи стеблей и листьев. Тринадцатый подошел поближе, чтобы посмотреть, что тут происходит, и увидел маленький огонек, который червячком извивался среди зеленых, еще сырых стеблей, но никак не мог разгореться.
– Ко мне, дружище! – зашипел Огонь. – Скорей, скорей помоги мне, а не то я сейчас
– Ку-ку-ре-ку, – сказал Тринадцатый. – Вы просите у меня всего несколько соломинок? Это, конечно, немного. Но не скажите ли вы мне сначала, ваша светлость, кто зажарил мою покойную бабушку Брамапутру и мою тетку Пулярду?
И с этими словами он вскочил на кучу сорной травы и так плотно придавил ее к земле, что Огонь сразу перестал шипеть и последняя струйка дыме растаяла в воздухе.
А Тринадцатый взмахнул крылом и помчался дальше в пол-лета, в полскока.
К вечеру он увидел перед собой городскую стену, черепичные крыши и высокую колокольню.
– Кук-ура! Ку-ку-Рим! Ку-ку-ре-ку! – закричал он и подпрыгнул так высоко, как только мог.
На самом деле это был вовсе не Рим, а просто маленький кастильский городок, куда окрестные крестьяне возили в базарные дни овощи, свежие яйца и молодых откормленных кур со связанными ногами.
Но Тринадцатый ни у кого нечего не спрашивал, а потому мог думать, что ему было угодно. Он считал, что уже достиг своей цели и ему остается совсем немного – только занять высокое положение в свете.
Как же это сделать? О, это совсем не трудно. Надо только, чтобы вас заметили.
А как сделать, чтобы вас заметили? Надо кричать как можно громче.
И вот Тринадцатый побежал на самую большую площадь в городе – это была площадь перед церковью, – взлетел на паперть и принялся кричать что было сил: «Ку-ку-ре-ку! Ку-ку-ре-ку!»
– Ты слышишь? – сказал своей жене церковный сторож. – Чей это петух заливается у нас на паперти?
– Ума не приложу… – сказала сторожиха. – У нас в городе и нет таких горластых петухов.
– Да и во всей Кастилии нет петуха, который бы кричал в такое неурочное время, – прибавил сторож и вышел посмотреть, кому это вздумалось тревожить добрых людей.
Он поймал буяна за хвост, перевернул вниз головой и потащил к себе на кухню.
– Погляди-ка, жена, на это диво! – сказал он. – За всю свою жизнь не видел я такого удивительного петуха!
– Да разве это петух? – сказала сторожиха. – Это просто полпетушонка. А ведь туда же – кричит, как настоящая птица!
– Ну, что его разглядывать! – сказал сторож. – Давай-ка сюда кипятку, жена, да ошпарь его хорошенько, чтобы легче было ощипать. Мы люди бедные, нам на ужин и полпетуха
Сторожиха сняла с очага целый чугунок кипятку.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – заклокотала Вода в чугунке. – Надеюсь, вы узнаете меня, сеньор?
Ах, это была довольно-таки неприятная встреча!
– Помилуйте! Помилуйте, госпожа моя Вода! – закричал Тринадцатый. – Чистая, сладкая, прекрасная Вода!.. Вы лучше всех на свете – я так люблю вас, когда вы не кипятитесь! Сжальтесь надо мной, не обварите меня!
– А ты пожалел меня, когда я была слабее тебя? – ответила Вода, вся бурля от гнева. – Ты даже не захотел ради меня лишний раз нагнуться.
И она выплеснулась на него с такой яростью, что ни одной пушинки не осталось у него на теле.
Тогда сторож посадил беднягу на вертел и поднес к огню.
– Господин мой Огонь! – закричал Тринадцатый. – Отец Света! Брат Солнца! Соперник Брильянта! Сжалься надо мной! Сдержи свою горячность, умерь свое пламя – не жарь меня!
– А ты пожалел меня, когда я был слабее тебя? – ответил Огонь и засверкал от злости. – Ты не захотел подать мне в беде даже соломинку!
И он до того распалился, что одним дуновением превратил Тринадцатого от головы до шпоры в уголь.
– Ах, чертова птица! – сказал сторож, вертя перед глазами черного, как сажа, и твердого, как палка, петуха. – И когда только она успела сгореть так, словно ее поджаривали на адском пламени? Да пропади она пропадом! Не стану же я есть на ужин головешку!
Он схватил Тринадцатого за ногу, размахнулся и выкинул во двор – прямо на кучу навоза.
– Ветер! Милый Ветер! – прошептал Тринадцатый еле слышно. – Пожалей меня – мне так горячо… Подуй на меня! Взмахни надо мной своим крылом!..
– А ты пожалел меня, когда я был слабее тебя? – зашумел Ветер. – Пошевелил ради меня крылом? Ну, да уж ладно… Я, так и быть, подую на тебя, коли ты сам просишь. Да только я ведь теперь не прежний. Крылья у меня отросли. Я так на тебя стану дуть, что ты у меня завертишься!
Ветер дохнул один разок, и Тринадцатый взлетел на верхушку колокольни – прямо на острую спицу. Дохнул другой раз, и петушок завертелся волчком.
Так он и вертится до сих пор. Куда ветер подует, туда и поворачивается однокрылый, одноногий петушок.
Все уже давно позабыли, что когда-то он скакал по земле и звался Тринадцатый. Теперь его просто зовут Ветряным петушком или Флюгером.
– Ничего, – скрипит Флюгер, когда сильный ветер кружит его на спице, – ничего!.. Пусть я прошел сквозь огонь и воду, пусть ветер занес меня под самое небо и вертит, словно на вертеле, а все-таки я добился своего: занял высокое положение в свете!
Зербино-нелюдим. Пересказали Т. Габбе и А. Любарская