По дороге к любви
Шрифт:
— А с чем тогда не в порядке?
Пожимаю плечами:
— Просто решила на время уехать из дома.
— Так ты сбежала из дома?
Нетерпеливо вздыхаю, гляжу ему в глаза, ох какие зеленущие, как огни светофора.
— Нет, не сбежала. Просто надо было уехать, и все.
— И ты отправилась на вокзал и одна запрыгнула в автобус?
— Да.
Этот допрос начинает меня уже раздражать.
— Тебе придется рассказать мне все, — говорит он безжалостным тоном.
— Послушай, я тебе, конечно,
По лицу его бежит легкая тень. Кажется, обиделся.
У меня сразу сжимается сердце. Но с другой стороны, ведь правда: я не обязана выворачивать перед ним душу.
Он, кажется, сдается, смотрит прямо перед собой, положив ногу на ногу.
— Я еще в Канзасе заметил, что этот сукин сын наблюдает за тобой, сразу, как только сел в автобус, — сообщает он, и я навостряю уши. — Ты не видела, а я видел и стал следить за ним. — Эндрю говорит, все еще глядя вперед, но я уже не отрываю от него глаз. — Ну вот, я дождался, пока он сядет в такси и уедет, и только когда был уверен, что ты в безопасности, уехал сам. Но странное дело, по дороге в больницу меня вдруг охватило дурное предчувствие. Сказал таксисту, чтобы высадил меня у ресторана, заказал поесть. Сижу, а предчувствие не проходит.
— Постой, — перебила я, — ты что, не поехал в больницу?
Он поворачивает ко мне голову.
— Нет, я почему-то подумал, что если поеду, то… — он снова отводит глаза, — увижу умирающего отца и забуду про дурное предчувствие. — (Я понимаю и молчу.) — Тогда я поехал к отцу домой, взял его машину, стал колесить по городу, потом не выдержал и примчался сюда. Остановился напротив автостанции, сижу жду… и дождался: гляжу, останавливается такси, а оттуда вылезает этот урод.
— А почему сразу меня не нашел, почему остался в машине?
Задумчиво смотрит вниз:
— Просто не хотел тебя беспокоить.
— Интересно, как это могло меня обеспокоить?
Кажется, я начинаю улыбаться.
Эндрю снова смотрит на меня, и я вижу, как на лицо его постепенно возвращается обычное для него игривое и слегка нахальное выражение.
Он разводит руками:
— Ммм… Ну, представь… ты познакомилась в автобусе со странным типом, потом ты с ним прощаешься, а через несколько часов он вдруг заявляется снова и садится рядом. Что бы ты о нем подумала?
На лбу его образуются складки.
— Да-а, это почти так же дико, как и предложение отсосать за пятьсот баксов, тебе не кажется? — Я смеюсь.
— Нет, совсем не кажется. Ничего похожего. — Он пытается скрыть улыбку, но у него не выходит. — Ну и что ты теперь собираешься делать, а, Кэмрин?
Лицо его снова серьезно, и моя улыбка тоже гаснет.
— Сама не знаю, — качаю я головой. — Подожду следующего автобуса
— Почему в Техас?
— А почему нет?
— Ты что, серьезно?
Хлопаю ладонями по коленкам:
— Почему-почему… Не хочу домой возвращаться, вот почему! Пока не хочу.
Надо же, кричу на него, а он и бровью не ведет.
— А почему ты «пока» не хочешь возвращаться домой? — спрашивает Эндрю спокойно, но настойчиво. — Выкладывай как на духу, потому что я от тебя не отстану, особенно после того, что с тобой тут произошло.
Складываю руки на груди, на него не смотрю.
— Ну, тогда сиди тут и жди, когда придет мой автобус, а он придет еще не скоро.
— Ну уж нет, дорогая. Ни на какой автобус ты больше одна не сядешь. Техас… Шманхас. Айдахо… Шмандахо. Да какая разница… Никуда ты не поедешь — и точка. Это опасно, а ты, я вижу, девочка умненькая-благоразумненькая. Поэтому мы с тобой сделаем так…
Я даже моргаю от изумления: да что он о себе возомнил, откуда такая самонадеянность?
— Буду сидеть тут с тобой до утра. Времени хватит, чтобы решить, что делать: либо я покупаю тебе билет на самолет домой, либо ты звонишь кому-нибудь, чтобы за тобой прилетели и отвезли опять же домой. Выбирай.
Гляжу на него как на сумасшедшего.
Но по глазам вижу, что настроен он решительно.
— В Северную Каролину я не вернусь.
Эндрю вскакивает со стула и становится напротив:
— Хорошо, тогда я еду с тобой.
Гляжу на него, сощурившись: глаза горят, скулы выступают еще больше, и взгляд от этого кажется еще ярче. По спине у меня бежит холодок.
— У тебя что, не все дома? — Я пытаюсь отделаться шуткой, но он остается серьезным, и тогда я меняю тон. — А как же твой отец?
Он стискивает зубы, огонь в глазах гаснет.
Отворачивается, но, похоже, новая мысль приходит ему в голову, и он снова смотрит на меня:
— Тогда поехали со мной.
«Что-о? Ну уж это совсем дико…»
Но теперь в глазах его читается не прежняя решительность, а надежда. Он снова садится рядом.
— Подождем до утра, — продолжает он, — ведь ты не согласишься на ночь глядя бросить эту станцию и ехать неизвестно куда, да еще с таким странным типом. Я прав? — Смотрит на меня искоса, в глазах вопрос.
— Конечно, — отвечаю я, хотя уже почти уверена, да что там «почти», уверена на сто процентов, что ему можно доверять… Ради бога, ведь он спас меня, если б не он, тот тип меня изнасиловал бы!
Да-да, в нем нет ничего такого, чего можно было бы бояться, с ним я не чувствую никакого страха, как чувствовала, например, с Деймоном, когда тот прибежал меня спасать. Нет, у Деймона в глазах горел совсем другой огонь, когда он смотрел на меня в ту ночь на крыше. А в глазах Эндрю я вижу только участие и заботу.