По дороге пряностей
Шрифт:
— Если не веришь мне, можешь спросить у Елены! — привела она последний козырь, надеясь, что любимый мужчина успеет за это время поговорить с сестрой.
— Что? — отец словно очнулся от наваждения, — и Елену он тоже обесчестил?
Анна не совсем поняла, почему он сказал тоже, но главное было то, что отец верил ей! А это значило, что она могла быть спасена от позора!
— Да! Да! — взмолилась она, и снова плача.
— Из дома ни ногой, — приказал он, зовя слуг, чтобы принесли верхнюю одежду на выход, — мне нужно увидеться с Контарини.
Она лишь могла кинуть, страстно молясь в душе, чтобы Бертуччи
Глава 30
Заседание городского совета было прервано, когда в зал, распугивая слуг и отталкивая охрану, вбежало сразу около тридцати человек. Энрико Дандоло подслеповато прищурился, с трудом различая, что за наглецы могли себе такое позволить, но яркие цвета на гербах пришедших, заставили его вздрогнуть и отозвать охрану. Главы сразу пяти знатнейших домов пожаловали со своими ближайшими родственниками, а это значило, что случилось, что-то очень нехорошее.
— Дож, мы, главы пяти великих венецианских домов, требуем у тебя справедливости, — начал с бледным лицом Франческо Бадоэр.
— Я внимательно слушаю уважаемого патриарха из дома Бадоэр, — произнёс он ритуальную фразу.
— Моя дочь и дочь сеньора Контарини, заявили сегодня во всеуслышание, что третий сын дожа, Витале Дандоло, их насильно обесчестил, — произнёс тот ужасное по тяжести обвинение.
Волосы на теле у Энрико едва не зашевелились от ужаса.
— Он ведь ребёнок, как физически он мог осуществить соитие? — попытался он, оставаться спокойным.
— Он сделал это рукой! — рядом с Бадоэр, встал хмурый глава дома Контарини, — дочь мне тоже всё рассказала.
— Когда мы это услышали, то пошли поинтересовались у своих родных, — рядом с ними встал молодой глава дома Джустиниан, — оказалось, благородные дочери Бадоэр и Контарини, не одни подверглись насилию. Перед лицом Бога и людьми, заявляю, что моя племянница Паола Джустиниан, была также обесчещена Витале Дандоло, поэтому я также, требую справедливости!
За ним, эти же фразы повторили оставшиеся два главы других домов. Энрико закрыл ладонью глаза. Тяжесть обвинений, была просто запредельной. Клятва «перед Богом и людьми» накладывала такие обязательства на сказавшего подобное, что просто так отмахнуться от этого было уже нельзя. Можно моментально распрощаться с должностью, а воспользовавшись этим, его враги тут же могут загнать Витале в ещё худшие обвинения. В то, что это правда, Энрико, как никто другой знавший сына, просто не верил. Сын был не такой человек, чтобы даже просто смотреть в сторону девушек, пока у него был корабль и земли, в которых он ещё не был. Видимо зависть и бесконечная жадность к его успеху и золоту заставила глав одной из крупнейших коалиций патриарших домов Венеции, выдвинуть подобные обвинения, прекрасно понимая, что в подобной кооперации, они любом случае могут остаться в выигрыше.
— Арестовать Витале Дандоло, — с тяжёлым сердцем распорядился Энрико, отнимая руку от лица, — поместить в тюрьму под дворцом дожа. Завтра мы заслушаем в присутствии всех глав домов обвинения и выслушаем его ответы.
Зашумевшие от радости нобили, стали кланяться и гордо покинули зал заседаний.
***
— Клянёшься
— Клянёшься ли ты Елена Контарини, перед Богом и людьми, что именно сын Энрико Дандоло, Витале, обесчестил рукой тебя и Анну Бадоэр в саду, на прогулке летом 1194 года от Рождества Христова.
— Да ваша честь, — твёрдо склонила голову девушка.
Следом, перед обвиняемым прошли остальные три юные девицы, говорившие о разных местах, где это происходило, но всегда показывали на Венецианца, как на главного злодея. Тишина в зале была такая, что был слышен скрип перьев писарей, ведущих весь судебный процесс под запись, в трёх экземплярах.
— Обвиняемый Витале Дандоло, что вы скажете в своё оправдание? — поинтересовался глава судебной коллегии.
— Я не могу быть обвиняемым ваша честь, — дерзко ответил тот, — поскольку таких ужасных преступлений не мог совершить.
— Против вас свидетельствуют сразу пять весьма уважаемых домов, — недовольный его вызывающим ответом, произнёс судья, — если вы продолжите запираться, у нас просто не останется другого выхода, как пытать вас.
Взгляд ребёнка моментально напрягся.
— То есть меня вы пытать будете, а тех, кто меня обвинил нет?
— Поскольку вы мужчина, то по правилам судебной тяжбы, первым пытать будут вас, и только если вы не сознаетесь, палачи примутся за обвинителей. Если конечно, не наступит примирение сторон.
Главный судья посмотрел в сторону сидящих кучкой представителей домов обвинения.
— Я прочитал ваши прошения сеньоры, и удовлетворил их.
Он повернулся ко мне.
— Если вы во всеуслышание признаете себя виновным, и заплатите штраф, главы домов готовы снять с вас свои обвинения.
— Позвольте услышать его размер? — поинтересовался ребёнок.
— Весь ваш капитал, корабль под именем «Елена», а также вся доля в производстве, принадлежащая вам совместно с главой дома Бадоэр.
Зал, в котором присутствовала уйма народа, ахнул от суммы прозвучавшего выкупа.
— Я невиновен, потому отказываюсь от примирения, — через минуту раздумий ответил ребёнок, — и даю слово, как только отсюда выйду, вы все очень пожалеете, что со мной связались.
Его угроза, вес которой знали все, не оставила никого равнодушным, поэтому вздрогнули все.
— Видите ваша честь, — поднялся с места глава дома Контарини, — о чём мы вам и говорили. Ввиду огромной опасности обвиняемого для города и его жителей, прошу удовлетворить нашу коллективную жалобу и оставить его в тюрьме на всё время процесса.
— Утверждено, — судья кивнул головой, показывая писарям закончить конспектировать и принести на подпись все три документа, которые подписали все судьи коллегии и заверили это всё печатью.
— Один экземпляр отправляется в Рим, поскольку обвиняемый отказался признавать свою вину, и мы будем вынуждены вызвать в город палачей и следователей от церкви, — закончил судья свою речь, отдавая один экземпляр стороне обвинения, — до их появления, обвиняемый будет находиться в тюрьме, под усиленной охраной.