По грехам нашим. В лето 6731...

Старый Денис

— Рад видеть тебя, — сказал еще мальчишеским голосом князь.

— Спаси Христос тебя, князь. Вот привел ратных людей от Василия Шварновича и от себя. Возьми во служение, — произнес Глеб Всеславович и вновь поклонился.

— Не ведаю, што робить, дядько. Не гоже з Удатным ратиться, коли ворог у межы Руси, токмо и послов бить не дам, — произнес князь и посмотрел на уже пожилого верного не подчиненного, но соратника.

— Мы радили с мужами и просим табе, князь доставить послов в стан татар. И самим послами быти, — торжественно произнес Глеб Всеславович.

Молодой князь задумался. Он прекрасно понимал,

что в поле он один не выстоит перед монголами, как и в городе, дать бой, когда Мстислав закрыл Замковую гору, не сможет. Но и монголы, как ему уже сказали, потеряли много воинов и не готовы к длительному противостоянию. Он же не сделал ничего степнякам и может рассчитывать на договорённости. Но вопрос с послами нужно решать и с Мстиславом тоже. Что же делать?

Поняв сомнения юного князя, я решил выступить с предложением.

— Князь позволь слово молвить, — обратился я, и, низко поклонившись, после того, как Василько спешился, все конные ратники сразу же сделали то же самое, поэтому и я уже стоял на своих ногах, придерживая Араба за узцы.

Князь же, скользнув по мне взглядом, уставился на коня, который выгодно отличался от всех в нашем отряде. После он уставился уже на мой доспех непонимающим взглядом и только после минутной паузы кивнул разрешающе.

— Мы отвезем послов до татар, токмо треба виру собрать для их. На то люду киевскому сказать, — начал я, но князь рукой остановил меня.

— То как собрать, серебра у меня нет, а люд не даст? — сказал он и показал, чтобы я дал пояснения.

— А давно ли колокол вечевой люд збирал. Пусти гонцов по Киеву люд киевский збирать на Падоле, а ты и скажи им, што боронить Киев будешь, коли татары слово не здержут, а так послов ты зберег, и пуд серебра стоит живота честного люда. Пойдут и збирут серебро, ибо не хоча купец, али ремесленный люд биться до смерти, а токмо жить, — сказал я и внимательно начал наблюдать за реакцией князя.

Вначале на лице читалось сомнение, после понимание, а дальше озарение. Быстро последовали распоряжения, которые выдавали в юном человеке зачатки хорошего администратора и военачальника. По Киеву поскакали небольшие отряды, а уже через минут десять зазвенели колокола вначале на одной церкви, а после от звона уже закладывало уши.

— Кто ты? — наконец обратился ко мне ростовский князь.

— Я Корней Владимиров сын, Кирилл во крещении, зять Войсила, — начал я представляться князю, рядом с который особым интересом озарился ратник лет под двадцать пять, который уже в упор рассматривал меня.

— Так сын того мужа служит мне, — сказал князь.

А я уважительно поклонился на того ратника, что был похож на Войсила и пристально меня рассматривал.

— По здорову ли Великобор, сын Войсила? — спросил я обращаясь к ратнику.

Тот опешил и только поклонился.

— Ведаю то, што дщерь брата Василия полонили, а ты муж яе. Добры боярин у Войсила. А коли послом пойдеш да з Глебом, да з Великобором, аще мужей дам ад великого князя владимирского? — спросил Ростовский князь.

— Пойду, князь, и монголов ведаю, так татары зовут сабе, уйдут воны зараз, апосля десять летов придут и тады треба их бить, — решил закинуть я удочку в озеро сомнений и размышлений.

— То мужи ужо молвили мне, — ответил князь и отвернулся, всматриваясь на потоки людей, что собирались

на торжище.

Киевляне, взбудораженные всеми событиями, только привыкавшие к спокойной жизни, воевать не хотели. А то, что их родной город может стать ареной противостояния двух князей, один из которых вроде бы статуснее, но у другого сила и больше правды, никак не вселяло аптимизм.

Вече прошло бурно и, как и должно быть, такое мероприятие — бестолково. Правда нам-то и надо было принять одно решение, и уже через два часа было собрано серебро. И мы, выбранные послами, отправились ко псу Чингисхана. Интересно. Интересно, что ни один из киевлян не изъявил желания идти с нами.

Дорога была не сильно долгой и уже через полтора дня мы встретили первый дозор монголов. Действительно они уже на территории Руси и Субедей, наверняка, хочет показать, что пойдет и дальше. Ярлык послов, присланных ханом, был серебряный, и я вспоминал свой золотой. Возникал вопрос о том, что может золотой ярлык, если ханские послы имели только серебрянный? Сколько ни думал о том, кому мог принадлежать артефакт, не мог никак представить этого статусного человека.

Брать же золотой ярлык с собой — безрассудство. Так как встречные монголы должны были при необходимости даже отдать своего коня обладателю такого сокровища и проводить к хану. Нам такие почести не к чему. Спросят же, откуда сей девайс.

На следующий день мы прибыли в стан монголов, которые, было видно, ожидали нас. Посольству делали форменную показуху. Были сложены метательные машины, первый же взгляд, на который говорит, что их собирали ночью из свежих деревьев, да и такая конструкция была незавершенной. Так же нам попадались только воины в полных доспехах и богато одетые. Нарочито много было и котлов, как раз к нашему присутствию наполненных мясом. В целом, хитро, но сильно уж чопорное исполнение.

— Приветствую тебя, о, свирепый пес Великого хана, объединившего степь, — высказался я.

Долго же мне пришлось уговаривать всех, чтобы я начал разговор. Выслушал, что и не по чину, и что слушать меня не станут и сочтут за оскорбление. Пришлось даже парировать о том, что лично монголы и не знают ни Василько, ни его окружение. И по сути, как назовемся, так и воспримут. А одет я богато, даже на всякий случай нацепил и разные побрякушки, так что выглядел новогодней елкой.

Поднятые брови Субедея, казалось, увеличили узкий разрез глаз.

— Пусть добрые боги бырханы дают тебе силу, силу твоим сыновьям, стада и теплую юрту, — продолжил я и низко поклонился. — Великий покоритель меркитов.

Субедей не выдержал и встал на ноги, начав расхаживать в юрте взад вперед.

— Кто ты? И откуда знаешь обо мне, — перевел на ломаном русском толмач из монголов.

Интересно, а среди русичей есть знающие монгольский? Эта нация в этом времени достойна уважения, как в прочем и поражения от русских.

— Я Корней, сын Владимира, что воевал с мусульманами — врагами вашими в Сирии, был я и в Иране, куда бежал ненавистный тебе Мухамед. Знал я о тебе и от твоих врагов, с которыми на поле ратном бился, и от венецианцев, с кем ты говорил. Великий воин и богатур, великая честь для меня быть с тобой в юрте, — произнес я и краем глаза посмотрел на недоуменные взгляды на меня как моих соплеменников, так и переводчика.