По холодным следам
Шрифт:
— Прощай, — сказала она ему. — Мне все равно. Ты ничто.
Но она знала, что обманывает саму себя. Потом она вспомнила давнее обещание помощи — персики в сиропе, консервированная кукуруза — и побежала в ту сторону. Все силы уходили на то, чтобы не споткнуться на неровном тротуаре, увернуться от низко свисающих веток и не запутаться в простыне, которая волочилась следом. У нее не было времени оглянуться и посмотреть, отстает ли Джон Дэвид на двадцать шагов, на десять или не отстает ни на один; достаточно оступиться — и его руки сомкнутся вокруг ее горла, окровавленные руки, порезанные острым лезвием,
Она бежала по старому району мимо тесных рядов кривых кирпичных домов, скрывающих бог знает сколько раздробленных черепов и изуродованных маленьких девочек, домов с бездной секретов, похороненных на заднем дворе. Причудливые, словно в сказке, старые фасады, увитые пышными виноградными лозами, вызывали у нее тошноту, и она бежала мимо них в поисках больших улиц, которые означали бы цивилизацию и, возможно, помощь. Но улицы были пугающе пустынны — видимо, слишком рано для утренних прогулок.
Джули выбежала из жуткого старого квартала на перекресток со светофором и остановилась перевести дух. Справа от нее, рядом с длинным зданием, раскинулся небольшой парк, в который вела крытая галерея. Она узнала скульптуру на лужайке, канал в ржавой металлической окантовке, извивающийся в траве бессмысленным узором, похожим на спутавшуюся оброненную ленту, и смутно припомнила, как однажды они ездили сюда с классом. Оглядевшись, она поняла, что утро еще не наступило: хотя сумрак рассеивался и она пережила долгую ночь, краски неба не походили на рассветные. Тусклый серый свет над головой создавал впечатление, словно она все еще в доме, только в большой комнате. Деревья казались огромными, изумрудный оттенок словно сочился из листьев. Насыщенный цвет и абсолютная бездвижность в мертвом воздухе превращали их в подобие театральных декораций или фантасмагорий из сна. Перебежав пустую улицу и повернув вправо, Джули увидела автостраду.
И огромный билборд, выше деревьев, выше фонарных столбов. «Пропала девочка, белокурая, красивая, розовощекая».
Это не она. Ничего общего. Джули посмотрела на рекламный щит, а потом на себя, босую, грязную, не мывшуюся несколько месяцев, проведенных в темноте, где он творил с ней страшные вещи. И теперь нечто, которое она считала ничем, угнездилось у нее в животе, чтобы напомнить о тех вещах. И напомнить о том, что она сделала с Шарлоттой. Девочка, глядевшая на нее с рекламного щита, ничего об этом не знала. Она была идеальна. И тут, словно кто-то сорвал с неба пластырь, на Джули обрушилась стена дождя. Через несколько секунд вода собралась в реку, которая потекла мимо ее босых ног, и пелена ливня почти полностью скрыла рекламный щит. И Джули снова пустилась бежать.
К тому времени, как она добралась до благотворительного склада, дождь перешел в морось, будто кто-то на небе выжимал белье, и солнце выглянуло из-за мокрых облаков, отчего мельчайшие капли заискрились в воздухе. Становилось жарко, но Джули дрожала перед тонкой фанерной стенкой склада. Дверь была заперта на висячий замок.
«Если что-нибудь понадобится…» — сказала ей тогда женщина с персиками. Сейчас ей было нужно много всего.
Ее тошнило. Тошнота могла напасть в любое время дня, особенно когда
Какая-то женщина курила сигарету, прислонившись к тонкой фанерной стене. Она заметила девочку и медленно, со скучающим видом, повернула голову в ее сторону, окинула с головы до ног долгим взглядом, выдохнула сигаретный дым и снова застыла. Похоже, она привыкла к долгому ожиданию.
Внезапно женщина встрепенулась и, быстро затянувшись, махнула рукой в сторону Джули.
— Девочка в парике! — воскликнула она. — Я тебя знаю. Ты та малышка в парике. Только где же ты потеряла парик?
Джули открыла было рот, чтобы ответить, но тут до нее долетел запах сигаретного дыма. От приступа тошноты она упала на колени, в грязь, и ее вырвало в мокрую траву под фанерной стеной склада, но, поскольку она давно ничего не ела, наружу выходила только обжигающая горло кислота. В глазах замелькали зеленые и желтые пятна, а потом их скрыла тьма. Очнувшись, Джули почувствовала теплую ладонь на затылке.
— Девочка в парике, ты не очень-то хорошо выглядишь, — заметила женщина, помогая ей сесть на бетонный бортик. Пятна перед глазами рассеялись, и Джули увидела лицо женщины более отчетливо. Легкий ветерок топорщил ее короткие черные волосы. — Меня зовут Дженис. А тебя, наверное, будущая мама, если я хоть что-то понимаю.
Девочка вдохнула и выдохнула, жадно ловя ртом воздух, уже не пахнущий дымом.
— Я сбежала, — сказала Джули и замолчала. Она не могла подобрать слов, чтобы описать случившееся. Она солгала. Убила. Старалась быть хорошей. И не смогла.
— Да я уж догадалась. У тебя есть к кому пойти?
Джули покачала головой.
— Тебе нужна одежда? Нужно где-то приткнуться?
Девочка кивнула.
— Хочешь избавиться от этого? — Дженис указала на ее живот.
На мгновение Джули растерялась.
— Чей это ребенок, милая? — спросила женщина чуть тише.
На этот раз рвота исходила из такой глубины ее существа, что, казалось, ее разорвет на куски. Но ведь это невозможно: чтобы состоять из кусков, надо быть чем-то, а она ничто.
Дженис следила за ней, пока она не разогнулась, вытирая рот.
— Ладно, забыли. В любом случае тебе надо поесть.
Девочка молча посмотрела в сторону склада позади них.
— Ох, черт возьми, нет, — замотала головой Дженис. — Ронда милая женщина, но один взгляд на твой четырехмесячный живот — и тебе от нее не вырваться. У них есть специальное заведение.
— Заведение?
— Смотрите-ка, она умеет разговаривать! Да, у них есть специальное заведение, где показывают специальные фильмы. Они католики, понимаешь? Ты же не хочешь связываться с католиками в твоем положении?
— Если понадобится… — пролепетала Джули.
— Разве только понадобится лекция о том, как не раздвигать ноги. Хотя я не говорю, что ты это делала по своей воле.
— Мне нужно… — Каждое слово поднималось как из бездонного колодца. Иногда ведро лишь шлепало о воду, а иногда даже не достигало воды и болталось в пространстве.
— Я знаю, что тебе нужно, и могу сказать прямо сейчас, что ничего не выйдет без кучи бумаг, подписанных твоими родными. Черт возьми, возможно, кто-то из них тебя и попортил.