По лезвию катаны
Шрифт:
— И по-другому туда никак не попасть? — спросил Артем, повернувшись к стоящему за спиной Тибетцу.
Тот помотал головой:
— Никак.
— А чего ж мостик не смогли соорудить, раз вы такие мастеровитые? Лестницу к скальной стене, значит, сумели приляпать, а мост перекинуть, что, дров не хватило?
— Правильный вопрос, — похвалил гимнаста Тибетец, за что Артему захотелось от всей российской души заехать ему в непроницаемое азиатское табло. — Мы пробовали, но это невозможно. Мост обрушивается под первым ступившим на него.
«Врет, — подумал
— Ну, прыгай, уступаю старшему по званию, — сказал Артем, сделав рукой плавный приглашающий жест, каким дворецкие сопровождают слова: «Господин барон приглашают гостей проследовать в залу».
— Я должен идти последним, — сказал Тибетец.
— Кому должен?
— Мой долг.
— А-а, тогда понятно, — протянул Артем.
Был бы он курящим, сейчас бы непременно закурил. Если суждено разбиться, то хоть бы покурил напоследок. А так вообще получается, нечего делать напоследок.
«Стоп, стоп, почему сразу прыгать, — запел давно не подававший признаков жизни внутренний голос с ласковой вкрадчивостью змея-искусителя, — кто заставляет? Никто не заставляет. Повернись, брось им всем: „Нет, парни, так мы не договаривались, надо было сразу сказать, в чем дело" — и возвращайся».
А если взглянуть с другой стороны, то раз совершить подобный прыжок в человеческих силах — значит, и в его, Артема, силах тоже. К тому же он выше брата Ёсико и, что важнее для прыжков, ноги у него длиннее. Вдобавок масса больше. Сделать разбег подлиннее, набрать скорость… Не безнадежно.
Чтоб не возник эффект парусности, Артем скинул куртку-косодэ и штаны-хакама, оставшись в одном трико. Свернул одежду узлом, завернул в нее камень и — «брат Ёсико не увернется, я не виноват!» — швырнул на ту сторону. Ага, добросил и никого вроде не убил. Курточка еще пригодится на той стороне при таких-то погодах.
Артем стянул с ног таби, остался в тапках-акробатках. Да, сейчас не помешали бы альпинистские говнодавы с длинными острыми шипами. Ну ничего, зато весь прикид — свой, родной, цирковой. А в нем нам не привыкать демонстрировать чудеса силы и ловкости…
И нечего оттягивать приятный миг свиданья. Иначе уйдет решимость, а вместе с ней уйдет из ног твердость, они сделаются ватными, и тогда можно будет поворачивать домой. Это как первый прыжок с парашютом (Артем однажды попробовал, поддавшись на уговоры друга) — не шагнешь в люк сразу, вместе со всеми, потом себя не заставить… ну, разве только инструктор вытолкнет.
Артем отошел метров эдак на пятнадцать, добрался почти до вершины гребня. Приготовился. Тянуло перекреститься, но перед буддийской пропастью сие неразумно и не стильно. Вместо этого он вспомнил интервью спортсменов, которые рассказывали, как они настраиваются на прыжки с шестом и без шеста, когда вокруг бушует многотысячный стадион, а попытка осталась последней, не возьмешь высоты, собьешь планку — прощай олимпиада, адью-гудбай мечты о призах. Кто-то читает молитву, кто-то прокручивает в деталях предстоящий прыжок, а кто-то бормочет детскую считалочку.
Артем
Ну пора. Пошел. Он разбежался, набрал скорость, сбегая под уклон, теперь главное точно выйти на бревно и не притормозить, ни в коем случае не притормозить, не дрогнуть, не передумать. Вышел, бревно, толчок, полет, а там уж разберемся, там будет видно. Он спружинил, приземляясь на камень, упал на бок, перекатился, вскочил на ноги, жадно дыша ртом, как рыба на берегу, и пока ни черта не понимая. Бред какой-то, не может такого быть!!!
И увидел, как Тибетец без всякого разбега подошел к бревну, прошел по нему до края, шагнул и — вместо того чтобы улететь с концами в пропасть, наступил на бревно противоположное, прошел по нему и очутился рядом с Артемом, который сидел с отвисшей челюстью.
— Вот почему мост не нужен, — сказал Тибетец, подходя. — Всего лишь морок. Обман зрения и разума. Мы не могли сказать заранее, потому что тем самым разрушили бы этот морок, а на месте разрушенного морока мог бы появиться новый. Мы с братом Ёсико уже проходили по этому пути…
Никто из монахов не смеялся, дескать, как мы тебя провели. Ну, а если бы на чьей-то харе промелькнула хоть тень улыбки, Артем бы не сдержался, заехал бы, и плевать на этикет, на пиетет и на межконфессиональную толерантность, прости, господи, за такие словечки. И еще очень хотелось завернуть на этой священной горе неподобающие, далекие от святости обороты.
Над научной стороной вопроса — как такое может быть, в чем природа феномена? — размышлять не хотелось. Ну какая тут, к свиньям собачьим, может быть наука!
Выяснилось, что теперь предстоит спускаться внутрь горы, в пролом. Брат Ёсико, как повелось, первым нырнул вниз.
— Суки, хоть бы куртку подобрали и поднесли, — пробормотал Артем на языке берез и осин, направляясь к одежде. — Что, вера не велит куртки поднимать? Черти нерусские!
Честно говоря, рассиживаться на ветру — не самое разумное занятие на свете. Внизу, может, температура и не выше, но вот ветру там точно неоткуда взяться.
— Туда, что ли? — спросил Артем, одеваясь.
— Да, — сказал Тибетец.
— Эта щель не морок?
— Она то, за что ты ее принимаешь.
— А я ее принимаю за полное дерьмо.
С этими словами Артем заглянул в пролом. Ничего особенного не углядел — покатый спуск в виде угловатого желоба. Не откладывая, Артем начал спускаться. Спускаться было легко, камень не гладкий, рельефный, весь покрыт выбоинами и выступами, упоров для ног хватает с избытком.
На память вновь пришел фильм «Скалолаз». Там тоже, помнится, герои преизрядно поползали по всевозможным щелям и разломам в земной коре. Что-то подозрительно часто его действительность совпадает с приключениями Сталлоне. Не означает ли сие, что впереди его ждут невиданные трудности, падение с высоты в замерзшее горное озеро и бои без правил с бандитствующим элементом?