По моему хотению, по отцовскому велению
Шрифт:
– Приехала! И что?! – Решила, что лучшая защита была нападением, поэтому и употребила вызывающий тон. – Тебе какое дело?! Знакомиться он не собирался, а глупости спрашивать… это он запросто… это пожалуйте! Сам-то ты кто? Может, ты сам и есть беглый… этот… заключенный?
Сказала и обомлела. А вдруг и, впрямь, какой неблагонадежный? А я с ним стояла и говорила, да еще одна на пустынной тропе. Черт, знал, что такое! Вон, и велосипед у него какой-то допотопный. Не знала даже, что такие еще существовали на свете. А может, тот был и не его вовсе… может, он его у кого
– Скажешь, тоже!.. Да, меня здесь каждый знает. Я, Сашка. Сашка-пасечник! Ты к кому приехала-то?
– Не скажу, теперь. Вышел ты у меня из доверия, Сашка-пасечник! Встретил меня очень «ласково», поэтому не стану с тобой говорить теперь. Прощай, пойду я.
– А я и сам знаю к кому ты приехала. Можешь не говорить.
– Откуда? У меня что, на лбу написано? – Особо спешить и убегать от него, на мой взгляд, все же, не стоило, поэтому медлила с уходом.
– Нет. – Он заулыбался во весь рот и чуть сдвинул выцветшую, когда-то бывшую синей, бейсболку чуть вверх, и теперь стало возможным увидеть его лицо целиком, а не только нос и рот. – Мать говорила, что к тетке Нюре должна внучка приехать. То ли из Питера, то ли из Москвы…
– Из Москвы. – Выпалила я, не задумываясь, очень надеясь, что попала в точку, и он, этот пасечник, перестанет меня подозревать и приставать с каверзными вопросами. – Все?! Тогда, я пошла.
Теперь уже, мне казалось, можно было развернуться и продолжить движение по шпалам.
– И куда ты направляешься? Тебе, разве, не сказали, что у нас здесь бродить по ночам не безопасно? Места глухие, зверья всякого полно… опять же, о беглых слух прошел. А ты идешь в сторону от поселка, не к нему, вовсе…
– Как не к нему? А куда? – Закрутила я головой и в одну сторону рельс и в другую. – Мне казалось, что правильно иду.
– Не, а. Ошибаешься. – Он чему-то радовался, вот дуралей.
– Хорошо, что сказал. Спасибо. Значит, мне туда. – Указала в ту сторону, откуда и пришла. – А там что? В другой стороне?
– Ничего. Нет, если пару-тройку суток топать станешь, то там будет маленький хутор. А больше ничего. У нас здесь, знаешь ли, простор! Налево пойдешь и направо пойдешь, все равно, ничего не найдешь. – Ему пришла охота веселиться, а мне, хоть плачь.
– А если пойти по этой тропе? – Указала на стежку через поле с разнотравьем. – Там что?
– Можно. Тоже до села дойдешь. К своей бабушке попадешь. Но по шпалам быстрее. По ним только ночь идти. А через поле намного дольше.
– Как ночь? Я не могу ночь!
– Пожалуй, что так. – Почесал он затылок, и от этого его бейсболка снова съехала ему на глаза. – Так зачем же ты так далеко от села ушла?
Поневоле стала к нему присматриваться. Он что, издевался? Эти его ухмылки и смешки! Может, парень мне врал? Что с него станется? С виду, совсем молодой, лет двадцать, максимум двадцать два. Я посчитала его, где-то, своим ровесником. Это по лицу, вернее, по тому, что видела из-под козырька его кепки, а много чего рассмотреть, никак не удавалось. Телосложение тоже оставалось загадкой.
– Послушай, Саша! А сам ты куда сейчас? Не в село ли? Что если меня бы подвез? – Кивнула в сторону прислоненного к ели его колесного средства передвижения.
– Не, а. Мне не туда. – Продолжал он радоваться.
– А ты не мог бы одолжить мне свой велосипед? Я бы так скорее добралась до дома. Потом бы непременно тебе его вернула. Клянусь!
– Не, а. Не выйдет.
Что же его так разбирало на ухмылки? Я чувствовала, что начинала на него сердиться. Хотя, спрашивалось, с чего бы? Кто я ему? Впервые видел, и только. Назвалась внучкой неведомой Нюры, которую и в глаза не видела. А он поверил. Или нет? Тоже вопрос.
– Жалко? Или не доверяешь?
– Почему? Велосипед доброго слова не стоит. Да и тебе здесь деться особо и некуда: на многие километры ни одного населенного пункта. И вообще, у нас здесь все проще, чем у вас в Москве. А не дам оттого, что он сломан. Сама посмотри. Когда ты ко мне подошла, я что делал?
– Что-то там с ним ковырялся.
– Не что-то там, а пытался чинить. Только ничего не получилось. Придется на пасеку возвращаться.
– На пасеку? Это куда?
– Туда. – Махнул рукой в сторону леса, куда устремлялся другой видимый отрезок тропинки.
Я проследила за его взмахом и тогда заметила, как стало быстро темнеть. Ельник стоял уже совсем черный и мрачный, не то, что поле, там еще было вполне симпатично в лучах заходящего солнца.
– Да?! – Произнесла я в задумчивости, но уже подозревала, что была близка к полной растерянности. – Что же мне делать?
– Это вопрос! – Он стал с усердием чесать себя за ухом, да так, что, казалось, совсем про меня забыл.
– Наверное, скоро стемнеет? И тогда я совсем могу потеряться. У тебя что, вовсе нет чувства сострадания?
– Нет, сострадание есть. Но идти с тобой в село, на ночь глядя, мне не светит. Ты же на это намекаешь?
– На это. А какие еще могут быть варианты? Мне же надо добраться до жилья! Что же еще остается делать?
– Это вопрос! – Сашка перекинулся на другое ухо, не иначе, как чесотка образовалась у парня.
– Я бы пошла по шпалам. – В задумчивости проговорила сама себе. – Так и быстрее и не так страшно, все же транспортный участок. Но там какие-то звери копошились в кустах. У вас медведи водятся? Мне показалось, что звери были крупные.
– Водятся, должны водиться, как без них. Но это, скорее всего, были кабаны. Они последнее время стали часто у полотна бродить.
– А кабаны опасны для человека?
– Для тебя все опасны, если на то пошло. А еще одета ты слишком легко: джинсы все в дырках и футболка совсем тонкая. Замерзнешь, одним словом. Нельзя тебе в таком виде и одной бродить ночью, хоть и по шпалам.
– Но выхода же нет?!
– А еще могут повстречаться лихие люди. Про них забыла?
– Откуда, если кругом одни звери и просторы? А, беглые, что ли?