По морю прочь. Годы
Шрифт:
Когда мужчины вошли в тень, Хелен увидела их и протянула руку.
– Я должна представиться, – сказала она. – Хелен Эмброуз.
Пожав руки, она добавила:
– А это моя племянница.
Смущаясь, подошла Рэчел. Она тоже протянула руку, но тут же отдернула ее, объяснив:
– Она мокрая.
До появления первой повозки было едва ли сказано несколько слов.
Ослов быстро привели в готовность; прибыла вторая повозка. Рощицу постепенно наполняли люди: супруги Эллиот, супруги Торнбери, мистер Веннинг и Сьюзен, мисс Аллан, Эвелин Мёргатройд и мистер Перротт. Мистер Хёрст взял на себя роль сварливой, но энергичной овчарки.
– Одного Хьюит не понимает, – заметил Хёрст. – Мы должны пройти большую часть пути до полудня, – говоря это, он помогал девушке по имени Эвелин Мёргатройд, которая взлетела в седло так легко, будто ничего не весила. В широкополой шляпе со свисающим пером, вся с головы до ног в белом, она была похожа на благородную даму времен Карла Первого, ведущую в бой войска роялистов.
– Поезжайте рядом со мной, – скомандовала она, и, когда Хёрст взобрался на мула, они двинулись вперед, возглавив кавалькаду.
– Не называйте меня мисс Мёргатройд. Я этого терпеть не могу, – сказала она. – Меня зовут Эвелин. А вас?
– Сент-Джон.
– Мне нравится, – сказала Эвелин. – А как зовут вашего друга?
– Его инициалы – Р. С. Т., но мы называем его Монахом, – ответил Хёрст.
– Вы все слишком умные. Куда ехать? Найдите мне ветку. Поскачем быстрее.
Она стеганула мула прутиком и устремилась вперед. Ее богатая романтическая биография лучше всего выражалась ее собственными словами: «Называйте меня Эвелин, а я буду называть вас Сент-Джоном». Она говорила это очень легко – стоило человеку обратиться к ней по фамилии, но, хотя многие молодые люди отвечали ей горячим сердечным порывом, она продолжала говорить это другим, ни на ком не останавливая свой выбор. Ее осел перешел на легкую рысь, и ей пришлось ехать впереди одной, поскольку тропа, начав подъем на один из гребней холма, стала узкой и каменистой. Процессия извивалась, как длинная гусеница, украшенная белыми дамскими зонтиками от солнца и мужскими панамами. В одном месте, где подъем был слишком крут, Эвелин М. спрыгнула на землю, передала поводья местному мальчишке и призвала спешиться Сент-Джона. Их примеру последовали те, кому пришла охота размять ноги.
– Не вижу необходимости слезать, – сказала мисс Аллан ехавшей за ней миссис Эллиот, – учитывая, как трудно мне было сесть в седло.
– Эти ослы могут вынести все, что угодно, n’est-ce pas? [36] – спросила та у проводника, который с готовностью кивнул в ответ.
– Цветы, – сказала Хелен, наклоняясь, чтобы нарвать ярких красивых цветов, здесь и там попадавшихся по пути. – Если потереть листочки, они пахнут, – добавила она, кладя цветок на колено мисс Аллан.
36
Не правда ли? (фр.)
– Мы с вами раньше не встречались? – спросила мисс Аллан, посмотрев на нее.
– Я решила, что это подразумевается, – засмеялась Хелен, потому что в суматохе они не были представлены друг другу.
– Как это удачно придумано! – щебетала миссис Эллиот. – Чего-нибудь такого всегда хочется, жаль, это не всегда возможно.
– Невозможно? – удивилась Хелен. – Все возможно. Кто знает, что еще может случиться
Чем выше поднимались путники, тем сильнее они отрывались от мира, который, когда они смотрели назад, казался им все более плоским, разделенным на зеленые и серые квадраты.
– Городки такие маленькие, – сказала Рэчел, закрывая ладонью всю Санта-Марину с предместьями. Море плавно заполняло береговые изгибы, заканчиваясь белой кромкой; здесь и там в синюю гладь были влеплены корабли. Синеву разнообразили лиловые и зеленые пятна, а границу между морем и небом прочерчивала сверкающая линия. Воздух был кристально чист, тишину нарушали только резкое стрекотанье кузнечиков и жужжание пчел, которые гудели особенно громко, когда проносились мимо уха. Компания устроила привал в каменоломне на склоне.
– Какая четкость! – воскликнул Сент-Джон, сразу определив возраст нескольких геологических срезов.
Эвелин М. села рядом с ним и, опершись подбородком на руку, с победным видом оглядела панораму.
– Как вы думаете, Гарибальди здесь бывал? – спросила она мистера Хёрста. Ах, если бы она была невестой Гарибальди! Если бы пришла сюда не на пикник, а с отрядом патриотов, как они – в красной рубашке, и, распластавшись прямо на земле среди суровых мужчин, целилась бы в белые башенки внизу, заслоняя глаза от солнца, чтобы взглядом пронзать клубы дыма! Фантазируя, она беспокойно постукивала ногой по земле и наконец воскликнула: – Я считаю, что это не жизнь, а вы?
– А что вы считаете жизнью? – спросил Сент-Джон.
– Борьбу, революцию, – сказала она, все так же взирая на обреченный город. – Вас интересуют только книги, я знаю.
– Вы глубоко ошибаетесь, – сказал Сент-Джон.
– Объясните, – потребовала она. Поскольку под рукой не было винтовок, чтобы стрелять по людям, она обратилось к другому виду оружия.
– Что меня интересует? Люди.
– Неужели?! – воскликнула Эвелин. – У вас ужасно серьезный вид. Давайте будем друзьями и расскажем друг другу о себе. Я терпеть не могу осторожность, а вы?
Но Сент-Джон явно предпочитал осторожность, что она поняла по тому, как он вдруг поджал губы, не выказав ни малейшей готовности откровенничать с девушкой.
– Осел ест мою шляпу, – вместо ответа заметил он и протянул руку за шляпой. Эвелин едва заметно покраснела и несколько порывисто переключилась на мистера Перротта; когда пришло время садиться в седла, помогал ей уже он.
– Отложив яйца, надо есть омлет, – сказал Хьюлинг Эллиот, подразумевая изысканное французское выражение, которое, видимо, тонко намекало на то, что пора ехать дальше.
Полуденное солнце, как и предсказывал Хёрст, начинало палить нещадно. Чем выше поднимались люди, тем шире раскрывалось небо, пока гора не превратилась в небольшой земляной купол на фоне необъятной сини. Англичане умолкли, а местные жители, шедшие рядом с ослами, принялись петь странными дрожащими голосами и перебрасываться шутками. Склон стал очень крутым, и каждый мог видеть впереди лишь ковылявшего осла и всадника на нем. Путешествие требовало гораздо большего напряжения сил, чем простая увеселительная прогулка, и до ушей Хьюита уже донеслось одно-два ворчливых замечания.