По-настоящему
Шрифт:
Актовый зал в нашей школе находится на втором этаже. Даже так: на втором и на третьем этажах. Дело в том, что сцена расположена внизу, на уровне второго этажа, а места для зрителей, как в кинотеатре, установлены рядами-ступеньками, причём верхний ряд почти под самой крышей школы. К верхнему ряду раньше подходила лестница, по которой можно было забраться на крышу, но пару лет назад эту лестницу убрали. Осталось одно окошко, тоже на уровне последнего ряда, причём выходит оно, по странной прихоти архитекторов нашей школы, не во двор и не на крышу, а на чердак. Оглядывая зал,
Я изложила свою идею Максиму. Именно ему, по моему плану, предстояло попробовать залезть на чердак и поискать там другой выход. Но он отказался наотрез:
– Ну что ты такая неугомонная! Посидим тут немножко, всё равно нас рано или поздно найдут!
– Ты как хочешь, а я тут сидеть не собираюсь, – разозлилась я и полезла в окно сама. Прямо скажем, было не очень удобно. Именно сегодня я надела новую юбку – узкую-узкую, короткую-короткую… И вот в этой юбке, на каблуках полезла в окно. Максим, видимо, понял, что я не шучу, и решил взять инициативу в свои руки. То есть вежливо отстранил меня от окошка и, охая, полез сам. Я осталась в зале, на верхнем ряду. Прошло несколько минут, и вдруг, где-то там, на чердаке, раздался крик. Я бы даже сказала, вопль.
– Максим, что там? – я высунулась в окно. На чердаке царил полумрак, я не видела там никого.
– Марин, я это… кажется, ногу сломал… – простонал Макс. – Очень больно. Я споткнулся тут о какой-то ящик, упал…
– Макс, я сейчас, подожди…
Он что-то простонал в ответ. Что делать? Я сбросила туфли и помчалась к дверям, барабанила и кричала минут пять. Бесполезно: в коридоре стояла гулкая тишина. Неужели ни одна живая душа не пройдёт мимо?
Оставалось только забираться на чердак, осматривать Максима, искать выход, звать на помощь. Так я и поступила. Только туфли пришлось оставить в зале – на своих каблучищах я бы сломала обе ноги.
На чердаке валялась куча каких-то коробок, было пыльно и темно. Максим лежал в пыли, вокруг него – деревянные ящики. Одна брючина была разодрана, нога неестественно повёрнута… Бр-р, мне даже писать об этом жутко.
– Ты как?
– Жив пока… Вот найду того идиота, который нас в зале запер, – убью, честное слово, – пробормотал он в ответ. Я погладила его по голове. И отдёрнула руку, будто меня обожгло. Максим смотрел на меня круглыми от удивления глазами, даже в темноте было видно. – Ты осторожно, сама не упади…
Чуть ли не ощупью я нашла в дальнем углу чердака нечто похожее на крышку люка. Несколько минут возилась, содрала пальцы в кровь, но люк не поддавался. Потом до меня дошло, что он закрыт с противоположной стороны. Я стала вспоминать, где видела в школе люк на чердак. Ага, возле кабинета географии, на третьем этаже. Да, там всегда много народу, если буду громко стучать, может быть, и услышат.
И я начала колотить кулаками по металлической крышке. Потом нашла тут же, рядом с Максимом, какую-то железяку и стала бабахать ею. И вот… ура! Послышался
– Марина? Что ты там делаешь? Что случилось? – Я не поняла, кто именно это сказал.
– Нас с Максимом кто-то запер в актовом зале, – сбиваясь ответила я. – Мы звали-звали, никто не открыл. Решили через чердак. Максим полез первым, упал, ему нужна помощь… Он, кажется, ногу сильно повредил.
Вот такое приключение. Максима с чердака спускали на руках: идти он не мог. Стёпа с Иваном Михайловичем отнесли его в медкабинет, потом приехала скорая, и его увезли в больницу. Судя по всему, у него очень серьёзный вывих.
Я сама, выходя из школы, представляла собой очень печальное зрелище: руки в ссадинах, колготки разодраны в нескольких местах, на новой юбке – пятна… От праздничного настроения не осталось и следа. Я даже успела забыть, что сегодня мой день рождения.
…Как обычно, Стёпа провожал меня. Успокаивал, называл «бедняжечкой», преданно тащил мою сумку. Я молчала. Злилась на себя, на этот невнятный день и даже немножко – на него. За компанию.
Мы молча вошли в подъезд, и – вот странность! – он позвонил в дверь.
– Стёп, ты что? Там никого нет, – удивилась я, роясь в сумке в поисках ключей.
– Уверена? – улыбнулся он. Дверь с шумом распахнулась. На пороге стояли родители, в глубине квартиры маячил силуэт Димки, я слышала весёлые голоса Оли, Наташки, Вани.
– Поздравляем! – закричали все. Кто-то обсыпал меня конфетти. Я осторожно протиснулась в прихожую. В каждом углу висело по воздушному шарику со смешной надписью. В гостиной стоял красиво накрытый стол с огромным тортом посередине. На журнальном столике в углу лежало несколько ярких коробок. И два букета цветов.
– Это от меня, – сказал папа, кивая на вазочку с нежно-белыми розами. Я бросилась его обнимать. – А это букет от твоего друга, Степана.
Букет Стёпы поражал воображение. Семнадцать бело-голубых роз, нежные травинки и белые ландыши. Бело-голубые розы… Как в книжке Уильяма Теккерея «Кольцо и роза» и в моём самом любимом фильме «Не покидай».
– Всё забыв и перепутав, ошибайся и страдай, лишь прошу, ни на минуту ты меня не покидай, – пел Стёпа, встав передо мной на одно колено.
Наташа играла на фортепиано и тихонько подпевала, помогая Стёпе взять высокие ноты. Мама смотрела на нас счастливыми блестящими глазами.
Стёпа взял мою руку в свою и, продолжая петь, достал из кармана маленькую бархатную коробочку. Она открылась. Наташа играла всё тише и тише, а Стёпа сказал:
– Марина, я люблю тебя. И хочу, чтобы ты стала моей женой.
Пол куда-то исчез у меня из под ног, и я плюхнулась в кресло.
– Сергей Иванович, Елена Павловна, я прошу у вас руки вашей дочери.
Папа протянул ему руку.
– Если Марина скажет «да», мы не будем вам препятствовать. Мы с Леной тоже поженились сразу после выпускного.