По неизведанным землям Эфиопии
Шрифт:
…В доме, окруженном высоким забором, царил полумрак, весело потрескивал огонь очага, а из глиняных сосудов, стоявших на огне, разносились острые запахи. Хозяин по случаю приезда гостя надел белую шамму-большой четырехугольный кусок бумажной матери. У себя дома каждый амхарец считает себя таким же полноправным властелином, как император в империи.
Голова амхарца была повязана кисеей, это дань моде так покрывает голову император. Под повязкой волосы хозяина заплетены в косу. Булатович уже знал, что коса у амхарца — это знак храбрости. Ее может носить только тот, кто убил слона, льва или человека.
Хозяин держал множество слуг и с гордостью перечислял гостю, кто из них чем занимается одни ведают приемами гостей, другие управляют домом и имением, секретарь ведет переписку. В доме соблюдали самый строгий этикет, и Булатович, наблюдая эту церемонность, заученность слов и движений, снова вспомнил императорский двор.
Жена амхарца оказалась молодой, красивой и очень кокетливой женщиной. Хозяин сообщил, что он — ее третий муж. Впервые она была выдана замуж двенадцати лет. Амхарцы относятся к формальностям брака очень просто. Жениху и невесте достаточно при двух свидетелях объявить, что они желают вступить в брак, и брак считается заключенным. Развестись в Эфиопии так же легко при двух свидетелях муж отпускает жену и отдает ей половины имущества, если, конечно, он не подозревает жену в неверности. Но, уличив жену в измене, муж имеет право безнаказанно убить и жену и ее любовника. Лишь после многих лет мирного сожительства супруги решаются вступить в церковный брак, который нерасторжим.
Свобода амхарки низшего сословия не ограничена. Булатович не раз наблюдал в Аддис-Абебе, как они запросто ходят по городу, на базаре собираются в шумные кучки и обмениваются нехитрыми новостями.
Хозяйка же дома принадлежала к высшему сословию и за это расплачивалась свободой. При «дворе» мужа ее стерегли евнухи, а во время поездок в город сопровождал конвой, обступая ее таким тесным кольцом, что сквозь него не проникал ни один посторонний взгляд.
В доме — двое маленьких детей хозяина, двоих постарше он уже отправил ко двору императора. Там они стали пажами. Их учат чтению, письму, богословию, военным упражнениям, игре в шахматы, а старший очень искуснo играет на батане — на той самой лире, на которой так вдохновенно играл, по преданию, царь Давид. Если мальчики отличатся при дворе, то через несколько лет дюлучат назначения на государственные должности. А если не проявят своих способностей, то будут заниматься тем, на что хватит ума. Дворян как сословия в Эфиопии нет. Более того, дворянство немыслимо здесь. Уже во втором поколении невозможно отличить ребенка дворянина от всех прочих. Амхарец не понимает, как можно уважать человека за то, что его отец был богат и знатен. Конечно, амхарцы ценят богатство и личные заслуги, но до тех пор, пока они есть. Если же богач разорился, а придворный подвергся опале, то всякое почтение к ним исчезает и самый последний солдат будет говорить бывшему царедворцу «ты».
…Перешли горную реку Аваш. Она зарождается в горах, течет сначала к югу, а, выйдя на равнину, поворачивает на восток и несет свои воды к Красному морю. Но пустыня, отделяющая Абиссинское плоскогорье от моря, поглощает реку она теряется в песках. Здесь, в верховьях, Аваш многоводен, прозрачен.
За рекой начались владения дадьязмача Убье, мужа визиро Заудиту, второй дочери Менелика, будущей императрицы Эфиопии.
Вся империя разделена на провинции, которыми управляют расы и дадьязмачи. Владения эти не наследуются — они жалуются императором, и размер их зависит от личного отношения императора к владетелю.
На привале к отряду подъехал старик — седой, сгорбленный. Как выяснилось, это дядя дадьязмача Убье, и он должен сопровождать отряд через земли своего племянника.
Здесь, за Авашем, лежали земли галласов, недавно покоренных Эфиопией. И река служила не только границей двух владений — это была граница двух культур. Исчезли амхарские деревни — вдоль дороги потянулись отдельные хижины галласов. Люди выходили из хижин, чтобы посмотреть на белого человека. Мужчины, необыкновенно стройные, хорошо сложенные, очень красивые, улыбались, и на темных лицах ярко выделялись отличные белые зубы. Тут, на границе, галласы носят шаммы. Дальше на запад Булатович уже не увидит шамм. Там нет хлопка, и мужчины носят шкуру барашка или козленка.
Почти у всех мужчин вокруг бедер повязаны кожаные фартуки. Как пояснил проводник, штаны доступны лишь богатым. Женщины, тоже очень красивые и хорошо сложенные, одеты в длинные рубахи или в кожаные юбочки, обшитые раковинами и бисером.
На ночлег остановились в доме богатого галласа. Большую хижину, в одном из помещений которой содержался скот, окружали высокие банановые деревья. Их громадные листья почти совсем скрывали остроконечную соломенную крышу хижины. У входа в дом росло несколько деревьев, из плодов которых получают масло. Вокруг дома посажена высокая капуста, горох, табак, бобы, тыква. Вдали виднелись поля пшеницы, кукурузы, ячменя.
Хозяин был в отъезде, и гостя встретили две его жены, одетые в юбочки, напоминавшие Булатовичу украинскую плахту. Голову украшала причудливая прическа множество косичек свешивалось во все стороны. Они были обмазаны разведенной в воде желтой глиной, и издали женщины казались блондинками, а их темные лица имели какой-то особенный оттенок, напоминавший цвет корицы.
Женщины усадили мужчин на циновки и принялись угощать. Сырое мясо, молоко, нечто похожее на русскую кашу, лепешки из неквашеного теста, ячменное пиво — все это появилось перед гостями. Еда была пресная — галласы не добавляют в нее ни соли, ни перца.
Сопровождавший Булатовича старик сказал, что хозяин хижины богат и может содержать двух жен. Впрочем, у более богатых жен больше число их не ограничен но и зависит от благосостояния. Хозяин купил себе жен, заплатив за каждую не меньше чем пятьдесят коров. Жены живут отдельно, каждая ведет свое хозяйство, а муж кочует из хижины в хижину. Женщина полностью подчинена своему мужу, и развода у галласов. не бывает.
Ужин продолжался недолго — путники устали, а наутро их снова ожидала дорога.
Небольшой караван продолжал путь по земле галласов, исключительно плодородной и изобильной. По краям дороги поднимались тиссовые деревья огромной высоты. Самые старые были покрыты белым мхом, который живописно свешивался с веток. Местные жители называют этот мох «заф шебат» — седина дерева. Все деревья перевиты густой сетью тонких лиан. Громадные смоковницы, под сенью которых можно расположить целый батальон, отмечали места поселений.
Равнины распаханы под поля. Во вспаханную землю брошено зерно — больших забот посевы не требуют плодородная земля дает от двух до четырех урожаев в год.