По непроверенным данным
Шрифт:
Нина Георгиевна была в состоянии, близком к истерике. Речь мужа была совершенно несвойственна для Виктора, мало того, у него изменились артикуляция, моторика и взгляд. Если раньше перед ней был в сущности большой ребенок, то сейчас он превратился просто в волка с жестким и беспощадным взором. С трудом собравшись, она сказала: «Во время учебы нам приводили подобные примеры, но это почти из области фантастики. Возможно мы имеем дело с амнезией, а она чаще всего бывает обратимой».
— Все красиво, — усмехнулся муж или не муж, — это больше относится к раздвоению
— Давай так, сегодня дежурит Щербовская, ну это наш психиатр, очень опытный. Не возражаешь, если мы к ней заглянем – это совсем недалеко.
— Попробуем, — усмехнулся Виктор и опять Нину Георгиевну передернуло. Интуиция кричала, что пришел альфа-самец и будет наводить свои порядки.
— А теперь, с самого начала, жена. Как меня зовут, как зовут тебя? Где мы живем, кто наши родственники и прочее. А потом уж и посетим твоих коллег, как я понимаю.
После двух часов разговора Нина Георгиевна была окончательно вымотана. Какой-то допрос с пристрастием да и только. Но Виктор был доволен: – Что значит молодые мозги. Все упало на нужные полки и там зафиксировалось.
— Надеюсь, срочных визитов к родственникам не предвидится? Иначе попалимся.
— Попалимся?
— Погорим значит. Не пора ли нам навестить твою коллегу? Лично мне она без надобности, а тебе для успокоения организма в самый раз. Звонят.
— Это Машенька вернулась. Сейчас открою! Проходи, по телевизору идет твой «Ералаш».
— Нина, ты бы мне о Маше рассказала.
— В каком смысле?
— Ну, читаю ли я на ночь сказки, гуляю ли с ней, а если гуляю, то где? За что ругаю и ругаю ли вообще? Как она ко мне относилась или относится?
День для семейства выдался ужасным, правда ни Виктор, ни Маша так не считали. Тем более, что Щербовская не нашла в Викторе никаких психических отклонений, сказав на прощание Нине на ушко: «И что ты к нему придираешься? Видный здоровый мужик, а на тебя как поглядывает, я даже молодость вспомнила», отчего Нина Георгиевна густо побагровела.
На улице супруг шел, с любопытством разглядывая окружающее, было понятно и ежику, что все это он видит в первый раз. Виктор шел, прислушиваясь к новым ощущениям нового тела пока вяловатого и медлительного и с удивлением посматривая на редкий поток «Жигулей» и «Москвичей» с незначительными вкраплениями гордых «Волг». Нередко проскакивали служебные «Уазики» с начальниками, отправляющими крайне необходимые стране обязанности. А как одеты люди? Он поглядел на благоверную. Да-с. Придется корректировать ситуацию.
— Как же ты будешь работать, если ничего не помнишь? — вырвалось у Нины Георгиевны.
— Уволюсь, — ответил легкомысленно Виктор, с интересом разглядывая витрины стекляшки, сплошь заставленные «Бычками в томате».
— А..?
— Бюджет не пострадает. Кстати, сколько я зарабатываю?
— 280 рублей.
— М-да. А это что за очередь?
— Это винно-водочный.
— Напоминает штурм Зимнего. А как у нас в семье с алкоголизмом? Злоупотребляем или идем заветами
— Ты не пьющий.
— А ты? Все-таки почти творческая интеллигенция.
— Разве по праздникам.
— А что в кино крутят?
— Сейчас модны «Игла», «Покаяние», «Проверку на дорогах» разморозили.
— Каемся значит за чьи-то грехи. Лучше скажи, что у тебя на работе?
— Как, как. Да нет ни фига. Работаю на полторы ставки, дома не бываю.
— Э, дэвушка, красивый как персик, савсем адын однако. Ты по специальности кто?
— Хирург однако.
— Вот те раз. Это я правильно зашел. Неужто операции делаешь?
— Да, уже два года. На сердце не пробовала, а аппендикс оттяпаю враз.
— Тоже неплохо. А тебе 30-й годик пошел. И как же ты на меня запала?
— Просто, как все молоденькие девчонки. Рослый, симпатичный, вежливый.
— И очки не смутили?
— Очки у тебя после травмы на работе, кислотой плеснуло, хорошо разбавленной.
— А контактные линзы не пробовали?
— Они пока редкость и качество не очень. Импортные получше, но и цена у них втрое. Скажи, а Машку ты не будешь обижать, ведь она тебе сейчас чужая.
— Внучку свою Галочку любил без ума, вот теперь надеюсь все Маше достанется.
— Как считаешь, это явление обратимо?
— Тут только гадать можно, но готовься к худшему. Это наша национальная русская традиция – всегда ждать худшего, а не лучшего. Нас врасплох не застанешь.
Вечером легли в разных комнатах. Нина Георгиевна мочила слезами подушку. Вроде и не очень она любила мужа. Нет, не так. Любила, но не уважала. Не было в нем твердости, того самого крепкого мужского плеча, о котором мечтает всякая нормальная женщина. Сейчас она уже знала, что очень нравится этому вроде по облику мужу, а по всему остальному чужаку. Кому об этом расскажешь, с кем поделишься?
Виктор тоже не спал. По прошлому опыту и прошлым женщинам он знал, как формируются эти самые отношения и потому не торопил события. Улыбаясь, он внимательно разглядывал руку, длинные ухватистые пальцы, разжимая и вновь сжимая кисть в нехилый кулак. Что ждало там в прежней жизни? Сердце, надорванное работой, нелегкой смертью жены, неудачным браком и разводом. А если рухнет здоровье, то прозябанье на нищенскую пенсию в городе, лидирующем в регионе по раку.
Встали рано. Нина Георгиевна с опаской поглядывала на мужа. Дорогу на завод Виктор знал. Не поленились, сходили вчера до проходной.
Не заходя в бюро, хрен его знает, где оно, Виктор двинул в отдел кадров, где написал заявление об увольнении и вышел оттуда с «бегунком» в руках.
— Виктор, а я тебя ищу, — накинулся на него низкорослый и плотный мужичина, на груди которого топырился темно-красный потрепанный галстук. — По-моему ты забрал материалы по Череповцу.
— Пойдем, сам посмотришь. Кстати, Петр Алексеевич, надо бы мне как-то вот это подписать.
— Что это?
— Увольняюсь.
— Витя, да ты без пяти минут начальник отдела, это ж перспектива.