По образу и подобию

Франц Андрей

Капитан обернулся, желая подбодрить выстроившихся рядом воинов, и на мгновение забыл даже о летящей на него кавалерийской лаве! Потому, что увиденное им просто не могло быть!!!

Смиренные служители Божьи, вместо того, чтобы забиться под телеги, делали что-то совершенно невероятное! Десятка три святых братьев уже разобрали из повозок невесть как оказавшиеся там длиннющие копья и во всю прыть мчались к голове колонны.

Еще с десяток вытащили оттуда же составные сарацинские луки. "Каждый стоит в Европе целое состояние..." - отрешенно подумал капитан. Братья же, навалившись на луки всем телом, удивительно ловко накидывали тетивы. Первый же залп в сторону кустарника был награжден

дикими криками, которые, правда, очень скоро затихли.

– Арбалетчики противника подавлены, - все так же заторможено размышлял капитан, как будто наблюдал полковые учения, а не стремительную схватку опытных воинов, дерущихся здесь не на жизнь, а на смерть. Затем удивительные лучники стремглав бросились под защиту выстроившихся полукругом копейщиков и начали с нечеловеческой скоростью метать стрелы в накатывающуюся лавину.

Оставшиеся последними монахи столь же быстро достали из повозок длинные, узкие, чуть изогнутые мечи и едва ли не в одно мгновение выстроились вторым рядом за копейщиками, закрывая собой промежутки между ними.

Что-то неправильное в их силуэтах никак не давало мессеру Коллеоне сосредоточиться на предстоящей битве. И тут до него дошло: монахи держали по мечу в каждой руке!

Капитан провел на войне всю свою жизнь. Первого сарацина четырнадцатилетний Альберто убил в бою под Акрой. И, в отличие от многих прибывающих из Европы рыцарей, он не был склонен недооценивать грозную силу врага.

Особо недоброй славой пользовались у европейцев те редкие сарацинские витязи, что бились без щита, но с двумя мечами. Их невероятная скорость, изворотливость, удивительная сила удара просто завораживали! Лишь полностью закованный в сталь рыцарь мог противостоять этим прославленным воинам. Простому же латнику они не оставляли ни единого шанса. Воистину, хозяева песков! Но здесь?! В самом сердце Франции?! Монахи?!!!

Основательно поредевшая, но все еще грозная - не менее трех десятков всадников - конная лава, между тем, была уже в двадцати шагах. Яростные крики, оглушительный грохот копыт, - казалось, несущаяся навстречу мощь легко сомнет тоненькую цепочку людей с их жалкими соломинками в руках!

В это мгновение один из монахов выкрикнул какую-то гортанную односложную команду. В ту же секунду копейщики присели на одно колено, уперев в землю тупые концы копий и направив хищные острия в грудь несущимся лошадям. Закованную в металл тяжелую рыцарскую конницу это бы, конечно, не остановило. Однако, нападавшие были вооружены значительно легче и явно не слишком заботились о бронированной защите коней. И нервы благородных животных не выдержали. С неистовым ржанием они начали замедлять свой бег, отчаянно сопротивляясь воле наездников, взвиваясь на дыбы, танцуя перед смертельно опасными остриями.

Раздалась еще одна столь же короткая команда, и копейщики встали, взяв копья наперевес. Шаг - казалось, вся шеренга шагнула одновременно, как одно существо - и хищные жала вонзились в оскаленные морды несчастных животных. Жалобный, почти человеческий вопль, вырвавшийся из десятков лошадиных глоток, заставил сердце капитана сжаться от жалости. "Нет, воевать с лошадьми - это бесчестно..." - совершенно некстати подумалось ему.

А лошади неведомого противника, тем временем, взвивались на дыбы, падали, перекатывались по земле, стремясь сбросить с себя всадников. Несколько секунд, и вот уже лишь три человека, невероятным образом сумевшие удержаться в седле, мчались обратно в холмы. Спешенные разбойники, кого не слишком покалечило в свалке, поднимались меж тем, обреченно вынимая мечи, булавы, секиры. И тогда сквозь промежутки между копейщиками на окровавленную, истоптанную конями поляну протекли мечники.

Если

бы капитану Коллеоне довелось когда-нибудь наблюдать работу бензиновой газонокосилки, скорее всего именно с ней он сравнил бы действия смиренных братьев-монахов. Но, увы, почтенный капитан никогда не видел этого, столь полезного в хозяйстве агрегата. А значит, и сравнить происходящее на его глазах ему было просто не с чем.

Шестьдесят, от силы сто ударов сердца, и все было кончено. Раненных не оказалось. А кинжал капитана так и остался в ножнах. Монахи деловито вытирали окровавленные лезвия и столь же деловито складывали оружие обратно в повозки. "Как огородный инвентарь после работы..." - почему-то подумалось мессеру Коллеоне.

Когда оружие было сложено, а убитые латники из отряда Коллеоне и один погибший монах переданы святым сестрам из монастыря для погребения в освященной земле, вдалеке показалась еще одна группа всадников. "Господи, неужели еще одна шайка!" - взмолился мессер Коллеоне.

Однако, приближавшиеся не выказывали никаких враждебных намерений. Несколько рыцарей, в окружении оруженосцев и конных латников остановились в пятидесяти шагах от места битвы, вперед выехал предводитель.

Кайр Меркадье, - представился он. По поручению короля Ричарда осматриваю примыкающую к переправе местность. Мы услышали звуки боя и поспешили на помощь... Однако, похоже опоздали.

– Да, - ответил человек в сутане, - моей страже удалось справиться с нападавшими, хотя и ей, увы, немало досталось.

Меркадье с большим сомнением покосился на без малого полсотни убитых, затем на сиротливо стоящий десяток латников Коллеоне, однако ничего не сказал.

– Не соизволите ли представиться, мессир?

– Охотно, - ответил человек в сутане. Мое имя Пьетро да Капуа.
–

Святой отец на мгновение замолк, а затем продолжил.
– Кардинал и легат его святейшества Иннокентия III.

***

Россия, наши дни

– ... вот, собственно, и все, - завершил свой рассказ отец Андрей. Поскольку теперь, после получения Знака, вы стали способны видеть и пользоваться пространственно-временными туннелями - те самые золотые червоточины, - тут же пояснил он, - вы спокойно отправляетесь в 1204 или любой предшествующий ему год, выясняете, что и почему вам там не нравится, что именно вас беспокоит. И исправляете ситуацию. А затем возвращаетесь домой.

– Ну да, - усмехнулся господин Дрон, - делов-то с рыбью ногу...

– А почему, собственно, именно мы?
– тут же проявил свою скандальную сущность господин Гольдберг.

– Людям верующим - задумчиво протянул отец Андрей, - я бы сказал о Провидении, о Божьей воле. Но для вас ведь это все пустые слова... Так что, пусть будет случай, рулетка. Такое уж ваше, господин Гольдберг, еврейское счастье.

– Вы что, антисемит?

– Вообще-то, да, - ничуть не смутился отец Андрей, - но к нашему делу это никакого касательства не имеет.

– Это что же получается, - вроде бы спокойно, но с нарастающей угрозой в голосе начал почтенный предприниматель, - мы отправляемся в прошлое, откручиваем там чьи-то головы, все там напропалую меняем, раздавливаем, как завещал товарищ Брэдбери, всех встречных бабочек, возвращаемся домой, а здесь уже совсем другой мир? И бизнес, который я больше пятнадцати лет собирал, уже не мой. И моя семья - уже не моя, и жена замужем за кем-то другим, и дома моего нет, а если и есть, то живет там какой-то хрен с горы?!
– Гнев и раздражение, нарастающие с каждым словом, к концу фразы приняли уже вполне осязаемые формы. И, казалось, вот-вот взорвут все вокруг к известной матери! Однако Капитан - теперь уже точно Капитан - сумел сдержать себя и почти спокойным тоном продолжил: