По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

Плотников Владимир Михайлович

Ольга Борисовна была дома. Она удивленно посмотрела на мужа, на меня и понятых и пригласила всех нас в гостиную. Однако обыск я начал со спальни, в которой нашел золотую подвеску с изображением Нефертити, много перстней, цепочек и серег…

По мере того как я доставал драгоценности из шкатулок, стоявших на трюмо, Ольга Борисовна говорила:

— Это подарок мужа к дню моего рождения, а это — к дню нашей свадьбы, к Новому году, к 8 Марта, к 1 Мая…

— Прикуси язык, дура! — хрипел в стороне Бычков.

Обыск длился несколько часов. Заканчивая его, я объяснил хозяевам квартиры,

что все обнаруженные драгоценности придется забрать и сдать на хранение в Госбанк до решения их судьбы следственными или судебными органами. Бычковы в ответ не проронили ни слова.

Белые колеса

Я вернулся в Ленинград днем, в воскресенье. Дома меня ожидала записка: «Уехала к сыну на дачу, обед на плите, буду к вечеру». Обойдя тихую, аккуратно убранную квартиру и немного передохнув с дороги, я стал разбирать рюкзак…

Впервые за последние годы мне удалось получить отпуск летом. По настоянию жены, убежденной сторонницы активного отдыха, я побывал в Теберде, на Домбае, спустился по Военно-Сухумской дороге к побережью Черного моря. И все было бы хорошо, если бы не тоска по родным и работе, которая появилась у меня сразу, как только я оказался на юге.

Теперь отпуск заканчивался. Я радовался тому, что уже сегодня увижу жену, завтра встречусь с товарищами по службе, и жизнь войдет в свое обычное русло.

«Интересно, — думал я, — что приготовил мне начальник следственного отдела Чижов? Несомненно, «глухаря»… Но какого? Нераскрытое убийство, изнасилование, ограбление? Или крупную недостачу, возникшую по неизвестным причинам на каком-нибудь складе? А может быть, загадочную автомобильную катастрофу? Трудно сказать. Одно ясно: без дела сидеть не даст».

Размышляя о завтрашнем дне, я вынес на балкон палатку и спальный мешок, перекусил и хотел приступить к переборке фруктов, как в квартиру позвонили. Я открыл дверь: у порога с букетом цветов в руке стояла жена.

— Димка, наконец-то! Я так спешила, знала, что ждешь!

— Соскучилась?

— Очень!

Она обняла меня и потащила в комнату:

— Рассказывай!

— Нет, сначала ты… Как Сашка? Как сама себя чувствуешь?

— У нас все по-прежнему, без перемен… Ну, не тяни!

Я был переполнен впечатлениями. Жена слушала меня, задавала вопросы, и я с удовольствием отвечал на них. Когда за окнами стало темнеть, она спохватилась:

— Что же я сижу? Ты на работу в форме пойдешь?

— Надо бы… хоть в первый день.

— Продолжай, я сейчас…

Она вынула из шкафа мой рабочий костюм, посмотрела, не надо ли подутюжить, прошлась по нему щеткой и повесила на спинку стула:

— Давай вечерком в кино сходим…

— А к родителям? — спросил я и тут же, боясь обидеть жену, поправился — Идем, на десятичасовой.

— Здравствуй, здравствуй, Дмитрий Михайлович! — приветствовал меня утром начальник следственного отдела Чижов. — Не надоело гулять-то? А мы заждались, хотели из отпуска отзывать…

Он вышел из-за стола, небольшой, сутуловатый, лысый, и протянул мне руку:

— Отдохнул ты, кажется, неплохо. Волосы выгорели, глаза побелели, лицо черное, как

у негра! Где был? Что видел?

Я рассказал ему о своей поездке.

— Тебе там не икалось? — спросил Чижов. — Хотел дать телеграмму, да прокурор запретил. Пусть, говорит, сил набирается, как-нибудь выкрутимся!.. А как тут выкрутишься? Первое полугодие закончили с полной раскрываемостью, только вздохнули — и вдруг посыпалось! Одно за другим, одно за другим! Перспектива, правда, по большинству дел пока не потеряна, а вот как поступить с делом, которое возбудил Гусько, — ума не приложу. На, полюбуйся, что пишет о нем его начальник.

Чижов подал мне лист бумаги. Под четко выведенным словом «Рапорт» шел текст:

«Докладываю: утром 6 августа с. г. администрацией гаража строительного управления была обнаружена кража шести колес со стоявших на открытой площадке законсервированных автоприцепов. Сообщение об этом получил следователь Гусько. Он же выехал на место происшествия и возбудил уголовное дело. Рядом с площадкой, на заборе, Гусько обнаружил следы, которые могли быть оставлены при перебрасывании колес на территорию соседней свалки. Однако выяснив, что в течение нескольких дней прицепы готовила к отправке на завод группа рабочих, он заподозрил их в преступлении, а следы расценил как инсценировку кражи. На допросах рабочие свою причастность к преступлению отрицали. Тогда Гусько задержал одного из них и, не сообщив об этом прокурору, поместил в камеру предварительного заключения на двое суток, в течение которых безуспешно добивался от него признания в хищении. Считаю, что дальше оставлять дело в производстве у Гусько нельзя, а сам он за грубое нарушение закона должен быть строго наказан».

— Ну, как тебе нравится? — возмущенно спросил Чижов, когда я прочитал рапорт. — Мазурик этот Гусько, да и только! Ему бы с его усиками и коком в оперетку идти, так нет — на следствии подвизается! И увольнять не хотят. Говорят: молодой, учить надо, воспитывать!.. А дело, спрашивается, зачем возбудил? Пусть бы милиция возбуждала. Теперь не передашь — засмеют… Что прикажешь делать, Дмитрий Михайлович?

— Вам виднее, — ответил я, в душе сочувствуя своему начальнику.

— Говоришь, мне виднее? — спросил Чижов. — Тогда решим так: ты из отпуска, тебе и вести это дело.

Я пожал плечами:

— Ваша воля… Одного не пойму: кому нужны такие колеса? Кто их купит у вора? В личном пользовании грузовых машин нет. Государственные организации? Абсурд!

— Вот и разберешься во всех этих тонкостях, — сказал Чижов. — Решение окончательное, обжалованию не подлежит.

С утра лил дождь. Я намеревался для начала повторно осмотреть место происшествия, но этим планам, похоже, не суждено было осуществиться. Что же нашел там Гусько? Ответ на этот вопрос давало дело. На заборе, недалеко от площадки, где стояли прицепы, он обнаружил несколько потертостей и мазков белого цвета (покрышки от солнечных лучей защищал тонкий слой замешенного на клее мелового порошка). Больше ничего. Кроме того, Гусько допросил слесарей, которых подозревал в преступлении, вахтеров, представителей администрации, и все впустую. Иначе как «глухарем» такое дело не назовешь…