По рукам и ногам
Шрифт:
– Здесь жили твои родные?
– Только отец. Но думаю, в конце концов, он получил по заслугам, даже если… – дыхание перехватило, и мне пришлось сделать очень глубокий вдох, вытягиваясь на цыпочках, – даже если и пострадал…
– Раз тебе не к кому возвращаться, то зачем? – Марко положил горячую ладонь на мое плечо, заставив болезненно вздрогнуть. – Так себя мучать – и ради чего?
– И вовсе я себя не мучаю, – вышло немного резковато, так что я моментально переломила свой тон. – Марко, понимаешь… Все дело в том, что до недавнего времени я и правда уверена была: не хочу вспоминать
Бьянки отрицательно покачал головой.
– Эти патетические речи ты зря, подруга. Бери от жизни все сейчас. А прошлое есть прошлое – прожил и забыл.
Я невольно рассмеялась. Чертовски в точку сказано.
Однако время поджимает. Пора бы поторопиться в свое полуродное чертово бордель-кафе.
Я сидела на жестком, ни разу не удобном стуле, по привычке, сложив руки на коленях. Ненавидела этот кабинет всегда, с самого первого своего появления в бордель-кафе, хотя теперь даже отчасти наслаждалась ощущением отсутствия необходимости вытягиваться, выслуживаться и трепетно внимать каждому слову директора.
А Чейс, к слову, ни капли не изменился, только верхняя губа стала раза в два чаще дергаться, когда он раздражался. Проклятый манипулятор, едва что было не по его, сразу же горячо клялся перевести меня на обслуживание в бордель. Теперь, наверное, он был слегка растерян, утратив этот рычажок. Его пальцы, быстро, нервно комкающие салфетку с логотипом «Шоколада», свидетельствовали об отчаянном поиске новых. Чейс искал. Искал и не находил. Это повергало его в беспокойное отчаяние.
А еще – синяки Ланкмиллерские небось не так-то давно сошли. Я подавила смешок, сделав вид, что поджимаю губы. Интересно, кстати, мучитель мне снова звонить вечером собирался? И чувство такое странное. Будто я этого… жду? Ну еще бы, жду! Отмучиться и свободна. Только бы голос меня не подвел. Знал бы Кэри, что я тут вытворяю в его отсутствие…
– Что ж… – каркающий кашель Чейса разбил затянувшуюся тишину, повисшую после моего предложения маленько повысить зарплату, – раз уж ты как вольно наемный работник устраиваешься, сначала нужно все оформить, как подобает. Допустим, есть у меня твоя трудовая карточка. Но фотографии в ней нет. Надо приделать фотографию. Тогда и будем разговоры разговаривать. А сейчас – кыш, за работу! И у меня дел по горло.
Вот старый козел. Я нарочито громко скрипнула стулом, выходя.
– И ведь свободной минуты не выдастся, чтоб поговорить, – сетовала Зои, пока я переодевалась в новую официантскую форму.
Мою старую Ланкмиллер, наверное, сжег.
– Много тут поменялось?
– Да что тут может измениться? Все как всегда, день ото дня, одно и то же: мужики, бабы, секс и блевотина на полу. Я потихоньку начинаю понимать твою тягу исчезнуть от всего этого. Так постыло. А сама-то ты как, девочка моя?
– Ну… я, пожалуй… не скучала. С Ланкмиллером не соскучишься. И… не называй меня больше так, Зои. Пожалуйста.
– А-а-а, понимаю, – она кивнула со всей многозначительностью
– Диктуй, чего куда? – оправив юбку, я привычным жестом подхватила поднос. Некогда болтать, и то правда.
Но Зои сейчас может обидеться и поставить мне ночное дежурство. Или понять, что я попросту на эту тему не хочу. Не могу… вот так.
Зои взяла листок с заказами.
Селедку к восьмому столику, виски со льдом к третьему, сырный суп к пятому. Или виски к пятому? Да чтоб вас всех, что за беда у меня с памятью?
– Эй, Розмари! – я вздрогнула от резкого голоса, опуская на стол последний заказ. Ну вот, этого-то я и боялась, не хватало мне еще старых клиентов в первый же день работы. – Тарифы те же?
Я с секунду соображала, о чем он говорит, потом категорично покачала головой.
– Звиняйте, лавочка прикрыта.
Передо мной в развязной позе действительно бывший клиент сидел и его, очевидно, друг. Ну а какую еще, собственно позу, можно, интересно, ожидать в полу-борделе? Я едва удержалась, чтоб не скривиться от отвращения: и этим я занималась ради денег? Кто это еще смел разыгрывать святую непорочность перед Кэри…
Даже смешно и стыдно перед ним немного…
– Ну Ро-оуз, – уговаривающее протянул мужик, – лучше тебя в округе никто не отсасывает.
Я завела глаза к потолку. Спросили бы Феликса, он здесь часто появляется. И вообще, говорят, мужчины в этом больше смыслят…
– Я разве непонятно изъяснилась? Прикрыта лавочка. Адьос, – я уже собиралась вернуть на кухню пустой поднос, как мне в спину, словно острие копья уткнулось.
– Так мы хозяину доложим, о твоей бывшей… бурной деятельности!
Я вздрогнула и на секунду, словно фарфоровая кукла, и замерла в не слишком-то изящной для кукол позе.
На секунду ситуация показалось безвыходно отвратительной. А потом вспомнилось, что один «хозяин» уже в курсе, а до другого мне дела нет.
– Вперед, – фыркнула я, – он сейчас как раз вроде у себя.
И что мне этот бородатый хрыч? Вышвырнет теперь разве только. Ну и пожалуйста, плакать не буду. Во всем Шеле этих «шоколадов» и подобных ему – не счесть. Найду себе место работы.
Эти дураки тоже свой рычажок безвозвратно утратили.
Я вдруг поняла что и Кэри, блистательный Ланкмиллер, тоже нередко опускался до их использования, рычажков этих. «Кику, еще раз откроешь эту тему – отправишься в бордель! Алисия пристегнет тебя к батарейке! Оставлю тебя на попечение Генриха…» Проклятье, противно-то как…
Не думала, что оказавшись на шаг ближе к свободе, начну только острее ощущать ее недостаток.
– Неужто он тебя уже накрыл? – по своему расшифровка ситуацию мужик. – Не даром же ты «ошейник» нацепила? Что, чуть не придушил?
– А это не ваше дело, – огрызнулась я.
Ошейником в официантской форме называлась штука, отличная от Ланкмиллерского понимания, это полоска атласной ткани с кружевами по краям, такие же – на запястьях. К форме вообще прилагались разные аксессуары по желанию, как раз вроде тех, что я вынужденно носила сегодня. Возможно, их даже и придумали с целью скрыть от глаз посторонних нежелательные факты и синяки.