По секрету с того света
Шрифт:
Меня попросили ответить на ряд формальных вопросов, касающихся анкетных данных. Я, сочтя неудобным отвечать на них в положении «лежа», попыталась сесть. Мне помогли. И тут я чуть снова не потеряла сознание, увидев, что сижу в старой розовой пижаме своей дочери с веселыми медвежатами, зайчатами и белочками. Трикотаж растянулся от стирки, пижама дочери стала велика и… не пропадать же добру. Выходит, я так и шлялась все время в столь экзотическом виде.
Если не сознание, то дар речи я потеряла и упорно молчала, опустив голову и водя указательным пальцем по зайчонку на коленке.
– Вам плохо? –
«Да, мне плохо, я не решаюсь встать и набросить на себя халат или хотя бы одеяло, отброшенное мною на довольно далеко стоявшее кресло», – мысленно ответила я и поежилась.
– Может быть, вам холодно?
Я молча кивнула в ответ, не поднимая головы, и спасительное одеяло было подано и даже заботливо наброшено на меня. Вопросы зазвучали снова, и я, стараясь не думать о пижамных зверушках, кажется, довольно толково рассказала о себе и о происшествии.
– А почему у вас возникла уверенность в том, что ночной гость был мертв? – спросил Виктор Васильевич.
Я была очень благодарна ему за то, что он не спросил, почему мной сделан ложный вызов милиции по старому адресу. Хотя он уже и сам, наверное, ответил себе на этот вопрос, сопоставив факт ложного вызова с моей пижамой.
– Просто потому, что мертвее не бывает. Он даже не дышал. Я вспомнила остановившийся взгляд покойника, его приоткрытый рот и опять поежилась.
– В этой ситуации странно только одно, – улыбнулся следователь, – как труп мог встать и уйти из квартиры? По-видимому, вы все-таки ошиблись. Рядовой вор-домушник, боясь быть схваченным, разыграл перед вами сцену собственной смерти, изрядно напугав вас. Театр одного актера. Когда вы выскочили из квартиры, он ушел. Кстати, вы его ничем не ударили?
Я отрицательно покачала головой, поразмышляла и выдала:
– Ушел и ушел… Его уже один раз хоронили, вероятно, ему не все понравилось. Вот он опять и пришел. Впрочем, спросите у соседки.
Следователь сделал знак милиционеру, улыбавшемуся откровенной, во все тридцать два зуба, улыбкой, и тот быстро вышел и также быстро вернулся, но уже вместе с Никой.
Она, растерянно улыбаясь, спросила, обращаясь ко всем сразу:
– Что, уже увезли?
– А что, вы тоже видели труп?
Анкетные данные у нее почему-то не спросили.
– Конечно видела, причем два раза.
– То есть?
– Ну, первый раз чуть больше полугода назад, тогда его первый раз хоронили. Только в тот раз он гораздо хуже выглядел, смотреть не на что было. А второй – еще и часа не прошло.
– Дурдом на выезде! – радостно раздалось из холла.
– Работай, Рома, работай, – оборвал Рому следователь. И обратившись к Нике, спросил: – Простите, вас зовут…?
– Вероника Анатольевна, можно просто Ника.
– Вероника Анатольевна, разрешите мне побеседовать с вами в вашей квартире. Это недолго. Мне надо кое-что записать, а здесь, к сожалению… – он развел руками
– Ну, если недолго… Мне в двенадцать часов уходить надо.
Виктор Васильевич взглянул на часы.
– Успеем.
Тут я, между прочим, вспомнила, что в два часа должна встретиться с представителями фирмы по поводу заключения договора на ремонт своей двухкомнатной квартиры, и спросила, могу ли уже рассчитывать на свободу действий.
– Нет,
– Кухня и холл закончены, остался коридор. Комнатным окном, сами понимаете, нет смысла заниматься – все также радостно возвестил Рома.
«Мама дорогая, как будто речь идет о ремонте», – подумала я и загрустила.
– Ирина Александровна, я бы попросил вас сосредоточиться (как будто я рассредоточена!) и все внимательно осмотреть. Может быть, что-то пропало из ценных вещей… Ну, возможно, заметите еще что-нибудь…
– Что я должна заметить?
– Например, – что-нибудь необычное. Вячеслав Иванович вам поможет. – Следователь кивнул в сторону милицейской формы и ушел, прихватив с собой мою соседку.
Вячеслав Иванович выжидательно посмотрел на меня. Вот кретин, неужели не понимает, что мне нужно переодеться, или он уже привык к моему экстравагантному виду? Наверное, все-таки привык. Я вздохнула и буркнула:
– Для начала я хотела бы одеться.
Вячеслав Иванович вышел, я встала и закрыла дверь в холл.
Из зеркала на меня смотрела странная физиономия, которая, тем не менее, была моей. От размазавшейся туши один глаз казался меньше другого, губы обведены коричневой каемкой от выпитого у Ники кофе. Лицо обрамлялось короткой стрижкой темных волос, торчавших дыбом. Почему-то только с правой стороны. Надо же! А я считала себя симпатичной.
На возвращение себе привычного вида ушло не очень много времени. Я действовала так, будто опаздывала на работу.
Выходя из комнаты, я старалась не смотреть на место трагедии, похоже, больше моей, нежели домушника. В коридоре, где тихо посмеиваясь, переговаривались Рома и Вячеслав Иванович, негромко кашлянула. Они разом обернулись и молча уставились на меня.
– Господи, ну что еще во мне такого шокирующего?! Неужели опять что-то не так?
– Ой, а мы и не узнали вас!
– Ну конечно, сколько лет, сколько зим… Давно не виделись, целых пятнадцать минут прошло.
– Нет, – промычал Василий Иванович, – просто вы как-то изменились, что ли… Помочь вам чем-нибудь?
– Мне уже никто не в силах помочь. Сама справлюсь. – Я развернулась и, глядя прямо перед собой, направилась на кухню.
На кухне не было ничего особенного, если не считать отсутствия лампочки в патроне. Впрочем, наверное, сейчас в коридоре горела именно она. Взяв новоприобретенные вчера веник и совок, я вышла в холл с намерением убрать бренные остатки продуктов и… застыла на месте. Как же я не увидела этого сразу?! На белой стене у плинтуса вызывающе краснело пятно неопределенной формы с неровными краями. Смятая картонная коробка, на которой не так давно полувозлежал воришка, валялась в левом углу. Дно у нее, очевидно, вывалилось, поскольку держалась она снизу на трех боковых гранях. Четвертая, как и весь верх, отсутствовали. Остатков крупы и макарон на полу прибавилось. Среди них то там, то тут в живописном беспорядке валялись какие-то бумажные пакеты и моя косметика. Наташка от всего этого пришла бы в ужас. Но тогда, при переезде, у меня уже просто не оставалось ни времени, ни тары уложить все эти несовместимые вещи так, как следовало.