По Северо-Западу России. Том I. По северу России

Случевский Константин Константинович

И как спокойно светел, как одухотворен воссозданный собор. А ведь было же это когда-то и не раз, что среди него, опустевшего и ограбленного, птицы вили свои гнезда и гулял ветер. Таким был он еще в начале XVIII века, ко времени открытия мощей Андрея и Глеба. Теперь это одна из внушительнейших святынь земли Русской. Нужны не дни, а недели, чтобы подробно ознакомиться с собором, с его вещественными сокровищами, с его историческим и легендарным богатством. Как красиво предание о том, что при Иоанне Васильевиче, во время нашествия

Девлет-Гирея, благоверные князья поднимались из гробов своих и уносились на брань на снеговидных конях. Очень любопытны стихи на гробницах княжеских; те, что читаются над Георгием и Андреем, согласно преданию, сочинены императрицей Екатериной II; над гробницей епископа Платона, умершего в 1757 году, читается очень длинное стихотворение и — что очень редко, пример едва ли не единственный, — акростих очень хитростного сложения, первые буквы строк которого, вперемежку чрез строку, изображают слова: «преосвященный епископ Платон». Как умилительно хорошо письмо этого Платона императрице Елисавете Петровне, писанное в 1753 году, о «переоблачении» мощей великокняжеских в новые одеяния, в «белые пристойные хитоны», в великокняжеские порфиры парчовые, обшитые вместо горностая «подобным бархатом»; как под святые главы мощей положены были три золотого глазета подушки; «да на главы же и лица их святопочивающие сделаны из белого толкового флиору три капи; на нетленные же руце с тако воже флиору також и на нос сделаны пристойные каптурки». Эти флиоры, капи и каптурки посетители разглядывали и приложились к бережно одетым мощам. Прежние одеяния их, темные лоскуты, разложенные по белому полотну,были тоже показаны. К этому времена яркие лучи осеннего солнца, осилив непогоду, глянули во всю силу свою сквозь многие окна стен и куполов, и ветхий деньми собор, играя всеми красками живописи, всеми оглавиями бессчетных ликов и матовыми отблесками беломраморных гробниц, благолепно окружал и нависал над путешественниками в молчаливом, но сознательном величии.

Следует сказать, что возобновленному собору посчастливилось и тем, что в среде его духовенства нашелся и хороший описатель — это протоиерей Виноградов; благодаря ясным и мастерским указаниям его, в «Истории Владимирского кафедрального собора» можно легко разобраться с тем обильным историческим и археологическим материалом, который присущ собору. Если бы все наши главные святыни обладали такими описателями, путешествующий был бы счастлив и вразумлен.

После окончания осмотра собора, посетив начальную ремесленную школу, находящуюся под покровительством Государыни Императрицы, земскую гимназию, дом дворянства и находящееся в нем дворянское училище, путешественники выехали обратно в Петербург.

Усть-Ижорский лагерь.

То место, на котором теперь на берегу Невы, в 25-ти верстах от Петербурга, раскинут Усть-Ижорский саперный лагерь, представляло лет тридцать

тому назад пустырь с чахлой травкой, влачившей свое жалкое существование между бессчетными ямами, из которых на соседние кирпичные заводы вынуты были массы глины и песку. Значительная часть этого песка, преобразившись в кирпичи, пошла на постройки в Петербурге, на новые дома и надбавки этажей, которые, за последнее двадцатилетие, сделали многие улицы столицы неузнаваемыми. Место это принадлежало графу Шувалову и только очень недавно уступлено в собственность военному ведомству. Когда решено было перевести саперный лагерь из Петергофа, с Бабьих Гон, где он издавна находился, выбрано было под новый лагерь именно это место, представлявшее много удобств для артиллерийской стрельбы и саперных работ.

Лет двадцать пять стоят тут саперы, и места этого не узнать, как не узнать окрестностей Красного-Села и Дудергофа. Между правильно разбитыми садиками и насаженными аллеями белеют постоянные барачные постройки, а на летнее время разбиваются палатки. Утром видны тут молчаливые саперные работы и слышатся могучая пальба артиллерийских орудий и взрывы, а вечером — наша беззаветная солдатская песня. Барабан призывает на молитву утром, призывает вечером, и все это с такой же точностью, с какой восходить и заходит солнце.

Особенно характерно подъезжать к лагерю, не от Невы, на берегу которой он раскинут, но с которой не виден, а от Колпинской станции железной дороги. Здесь, вправо от дороги поднимаются разные крепостные и полевые укрепления, а влево, подле самого лагеря, будто красивенькие игрушки, но в натуральную величину, теснясь друг к другу, виднеются бесчисленные и разнообразные, всевозможные военные работы сапер: бараки, избы, мосты, печки, сапы, изгороди, плетни, траншеи, блиндажи и многое другое. Правильность этих работ может поспорить только с серьезностью того значения, которое могут они иметь в применении к военному времени. Сколько жизней поддержат и спасут они, сколько фатальных неприятностей нанесут неприятелю?

Усть-Ижорский лагерь. Взрыв подводной мины,

А в чем же, как не в этом, значение саперного дела, которое за последнее время выдвигается вперед все более и более! Войска, как учит современная тактика, находятся в военное время только в трех положениях: в движении, в бою или на отдыхе, и во всех трех инженерное искусство является в качестве радетеля о других родах войск, о своих собратьях. В этом служении собратьям, не говоря о значении для неприятеля, сказывается, если можно так выразиться, особенная симпатичность военно-инженерного дела. Осмотром Усть-Ижорского лагеря закончилось третье путешествие.