По следам дикого зубра
Шрифт:
— Кто? — спросил Михаил.
— Какое это имеет значение! Петров, Сидоров, Иванов… Третий по счету. Берутся, не имея никакого понятия о работе. За три года дважды меняли границы заповедника. Он становится все меньше и меньше.
За вечерним чаем Зарецкий рассказал о Бодо. Шапошников слушал с возрастающим интересом, лицо его порозовело. Поднялся, походил по комнате уже неузнаваемо энергичный, возбужденный. Таким он был, должно быть, когда не убоялся ради зубров с отцом Михаила пойти к вооруженным бандитам и заставить их убраться с территории заповедника.
— Тебе нужен конь, — не то спросил, не то уже решил хозяин. —
Он выложил горку теплых вещей, заставил примерить полушубок, сапоги, шапку. В горы все-таки.
— Теперь отсыпайся. Я пойду за конем. Утром выпровожу чем свет. В Даховской заночуешь у моих знакомых. На другой день у Телеусова в Хамышках. Возвращайтесь все вместе. Ну, а задумали вы дело удивительное. Неужели здесь снова будут зубры?
Он разбудил гостя до свету, сам подготовил коня, проводил.
Было ли молодому Зарецкому страшно, когда в одиночку, под хмурым и низким небом он одолевал сквозняк ущелья и двигался по узкому карнизу, с опаской поглядывая в бездонную пропасть, где бесилась река Белая? Всегда страшно одному в таком месте. Однако же проехала тут мама! Тем не менее он километра три через самые опасные прижимы прошел пешком, с конем в поводу.
Долину Желобной за ущельем проскакал рысью.
У дома Телеусова стояло много коней, все чуть не по уши в грязи. Видно, только что из дальней поездки. Алексей Власович крутился меж ними, что-то увязывал, шутливо покрикивал.
Увидев Михаила, он застыл с испуганным лицом. Поморгал, поднял руку и… закрыл лицо.
— Ты, чо ли, Миша? — неуверенно спросил он. И бросился обнимать, как родного, бормоча: — Думал, примстилось мне. Больно ты похожий. Ну, чистый отец, каким он в Охоту впервой заявился! У меня аж сердце зашлось? Откелева взялся? И на коне? А шапка, гляжу, Христофорова? И ружье евонное. Вооружил он тебя!
— Где тут мои обретаются?
— Тама! — Он махнул рукой за Белую. — На кордоне. Я тольки-тольки за остатними вещами спустился… Андрей Лександрович! — крикнул он во двор. — Подь-ка сюда!
Подошел молодой человек, оглядел Зарецкого, протянул руку:
— Андрей Насимович. Смотрю на вас, а думаю об Андрее Михайловиче. Сын? Часто вас вспоминают. Вы в МГУ?
— Да, во втором [18] .
— Одна альма-матер. Профессор Кожевников как там?
— Мы вместе были в Аскании-Нова. Новость сообщу: сюда привезут зубров и правнука твоего Кавказа, Алексей Власович.
— Да ты чо? — Телеусов вдруг сел. — Откелева вы его добыли?
18
В те годы было два московских университета.
— Это долгий разговор, у нас еще будет время, расскажу.
— Постойте-ка! — Насимович потащил Михаила к бревну у ворот, усадил, сел рядом. — Давайте, дружок, по порядку и тотчас же. Что там, в Аскании? Что вы делали вместе с профессором? Он послал вас сюда? Вы остаетесь с нами? Или только осмотрите места для зубров?
Из этого небольшого и очень подвижного человека
— Вот оно что! Надо полагать, подготовка к ингабитации [19] кавказских зубров? Когда? Но в Аскании гибриды зубров с бизонами, неужели надежда на них! А поляки нам не помогут приобрести чистокровных зубров? Этот Бодо, вы сказали, от Руэ? Тогда можно верить. Кровь горного подвида и зубробизонов… Ну что ж, это все равно лучше, чем ничего… — Он вдруг вскочил и крикнул: — Кондрашов, миленький, эти тюки на гнедого, он выносливей. Да живей, братцы, надо торопиться! Власович, а что это конь нашего гостя стоит без корма? Выходим ровно в три. Ваши родители молодцы! Сегодня с утра пошли на учет землероек. Погода отличная, но дорога!..
19
Ингабитация — работа по сложному скрещиванию животных.
Телеусов расторопно бегал от одного коня к другому. Лишь иногда вдруг останавливался, задумывался и покачивал головой: вспоминал о новости. Кавказ… Нашлись потомки, а?
— Видал? — Телеусов смотрел, что делает Насимович. — Во заряд! Так-то вот все дни. Все с шуткой и сам наперед. Что в дороге, что по плотницкому делу, что у плиты. А уж про зверя!.. Как по книжке чешет. Вес-селый человек! Их, то есть научников, восемь на Кише, самого-то его за пятерых посчитать можно. Трое с женами, но они тоже по зверю знатоки. Ну и по травам, деревам, по погода. Мы там понастроили, не узнать кордона. Станция.
— Охотоведческая?
— Называют так, а чтоб стрелять — того нет. Строго. Василий Никотин стрельнул было медведя. Ну, наш Насимович чуть не съел его. Винтовку на неделю отнял. А ты… Хорошо надумал, Андрей Михайлович возрадуется. Да и мы…
Караван вышел в три. Впереди — Телеусов и Насимович. За ними Михаил. Лошадка его спотыкалась. В сумерках дошли до кордона. Ряд домиков вытянулся вдоль опушки леса. В окнах светились огни. Пахло обжитым. Михаил смутно вспомнил единственный дом, поляну, где он катался на своей Кунице. Рай его детских лет.
Прямо с седла он упал в отцовские объятия. Данута Францевна расплакалась. Слезы текли по ее поблекшим щекам.
— Вот где встретились, сынок, — растроганно говорил Андрей Михайлович. — Не ждали, не думали. Как нашел-то? Откуда конь, ружье? А-а, понимаю!.. Ну, пойдем, о коне не беспокойся, почистят и напоят. Сейчас вернутся Борис Задоров и Василий Васильевич, они огород убирают. Рассказывай, что в большом мире, какие новости?
В научном отделе часов до двух ночи горел свет. И во всех домиках тоже. Знакомства, знакомства. Молодая пара Тепловых — Евгения и Владимир, казанские зоологи. Жарковы — тоже Евгения, просто Женя, и Игорь, и опять же из Казанского университета. Василий Васильевич. Борис Артамонович, которых Михаил давно не видел. За столом хозяйничала жена Насимовича.