По следам дикого зубра
Шрифт:
Вернулись к лошадям. Они еще издали увидели нас, вскинулись, тихонько заржали. Соскучились. Да и страшновато одним в таком дремучем месте, где и опасностями пахнет и разбежаться прытко нельзя, в горах ровных плоскостей нет: либо вверх, либо вниз, то отлого, то круто. И всюду острый камень.
— Теперь до вечера зубров не увидим. — Василий Васильевич говорил громко и с удовольствием: долгое воздержание в засаде ему надоело. — А что, если мы, Андрей Михайлович, ударимся покамест в скальный район, где туры, да посмотрим, как там?
Я согласился. Но Телеусов промолчал.
— Ты как, Власович? — спросил его егерь. —
— А я бы так, значит. Вы поезжайте к турам, посчитайте их, до вечера время есть, а я попробую зубриц с молодью выследить. Одному сподручнее, чем ватагой. Встретимся где же? Ну, вон у той круглой вершинки, там рододы много, медведи иной раз шастают. Не побоитесь?
Словом, мы разделились.
Туры не менее осторожны, чем зубры. Кто видел их глаза, скорее глазищи, похожие на прозрачные выпуклые линзы, тот догадается, что такими-то глазами можно увидеть всё и всех сразу. И спереди, и по сторонам, и чуть назад, на двести семьдесят градусов, если не больше. Нас они, конечно, увидели прежде, чем мы их, и спокойно ушли дальше к вершинам, тем более что уже напаслись и желали всего-навсего спокойно отдохнуть.
Мы долго кружили вокруг отрогов хребта, останавливались, разглядывали скалы в бинокль, но туры исчезли, словно их тут никогда и не было, хотя Кожевников уверял, что вчера засек три стада общим числом более полутора сотен.
Осерчав из-за такой неудачи, он предложил забраться на верх зубчатого хребта, одного из отрогов Бомбака, и сверху осмотреть окрестность, благо видимость все еще оставалась отличной.
Опять лошади оказались на ременных привязях в редком березняке, где травы хватало, а мы без поклажи, с одними ружьями, начали подъем и, пожалуй, через час оказались у гребня.
Осторожно высунулись. Я ахнул от удивления и страха.
Мы находились на вершине черной стены. С той стороны она почти отвесно уходила вниз саженей на триста и только потом выгибалась сперва наклонной осыпью, а потом и пологим лугом. Огромная голубовато-зеленая котловина, полная пихтарника, открывалась взору. С двух сторон ее сторожили хребты вроде того, на который мы взобрались. Они сближались в центре котловины и там, как Геркулесовы столбы, запирали долину. Чернел только узкий каньон. Должно быть, вход реки.
— Что за диво, Василь Васильевич?
— Чертовы ворота, так мы их зовем.
— А долина?
— Все Шиша, Андрей Михайлович, ее притоки, ее шалости. В тую сторону, — он показал рукой, — мы можем выйти на свой кордон, а вот в другую если, то будет проход на Умпырь, где ты уже побывал. Зубриный рай, туточки ни единой души нету. Какой, скажи, человек осмелится забраться в этакие дебри? Живи, зверь, без опаски, плодись, размножайся, если бес не заявится да не нарушит покой. Много ли таких местов по России?..
Сперва мы осмотрели ближние подступы. Туры оказались как раз под нами, на уступах. Разбросавшись среди камней, они безмятежно спали, угретые солнцем, откинув рогатые головы и смежив глаза. Белесые, с желтыми подпалинами бока их под цвет камня и освещенных скал — отличная маскировка!
Мы подсчитали туров. У меня вышло семьдесят три, у Кожевникова на одного больше.
— А ну, еще раз, — предложил я.
И опять у него получилось семьдесят четыре.
— Ты проглядел одного, Михайлович, — сказал егерь. — Глянь-ка вон на ту острую глыбочку. Что там торчит, видишь? То рога у сторожевого. Он меж двух камней укрылся, не спит, а зырит на три стороны. А рога-то не спрячешь, видны. Он и есть семьдесят
— Кто же другой?
— Про Лабазана забыл? Это бесовское отродье сколь годов кровь нам портит.
Мы укрылись за хребтом, присели, и Кожевников взялся крутить цигарку. Закурив, он спросил:
— Тебе про него сказывали?
— Не раз слышал. Главный злодей для зубров. Хочу найти его.
— Что главный — это точно. Сколько помню, лет восемь назад, он начал промышлять здеся. За множество этих лет Лабазан и его напарник убили восемнадцать, а то и все двадцать быков. Сам, сказывают, хвастал во хмелю. А уж другого-прочего зверя…
— Кто же у него второй?
— Был такой. Умер он летось. Лабазан сам похоронил в какой-то пещере. И в той похоронной пещере сложил, как толкуют, десяток зубриных черепов. Есть такая примета у осетин и лезгин: зубриные черепа должны украшать алтарь для ихнего бога и могилу храброго джигита. Тогда это место почитается.
— Лабазан-то кто такой?
— Лезгин вроде бы. У него еще фамилия есть. Башкатов, кажись.
— А тот, что умер?
— Тот русский. Бродяга из солдат. Всю свою жизню провел в горах, тут и остался. По фамилии Беляков. Дикий, в общем, человек. Так вот, погляди на ту гору, что с востока к Чертовым воротам подступает. За ней Лаба-река. Лабазан выслеживает зубров у солонца, ну и бьет на выбор, а потом неделями пирует да мясо себе впрок вялит. Даже в Лабинск захаживает, вот какой отчаянный.
— Сколько же ему того мяса надо?
— Считай, половину бросает. А из шкуры родильные пояса делает. В аулах роженицам их продает, будто бы помогает. И рога на кубки полирует, а как спускается в свои аулы, так эти кубки у него нарасхват. Князья берут, в золото-серебро отделывают, хвастаются.
— Меня уже стращали этим Лабазаном.
— Не Чебурнов ли?
— Он самый.
— Ну, скажу тебе, он непременно донес Лабазану, что появился, мол, человек, офицерского чину и хочет с ним повстречаться, словом и законом попугать да силой — глазом вострым помериться. Я так думаю, что Семен с лезгином имеет встречи, а может, и на зверя наводит. Ему бы только деньги. Или от испуга заигрывает. Лабазан следопыт, конечно, редкостный, стрелок первоклассный. И винтовка у него что надо. А ты в самом деле хотел бы с ним сойтись?
Я кивнул. Как же иначе? Если взялся охранять зубров и проведал браконьера, то уж, конечно, обязан обезвредить злодея. Или уговорить, чтобы убрался отсюда. В общем, вплоть до стрельбы. Враг зубров — мой личный враг.
— Тогда послушай меня. Одному тебе, Михайлович, Лабазан не под силу. Один не ходи. Двое, трое еще что-нибудь сделают, но не один. А уж раз мы с тобой забрались в эти края, могу указать место Лабазанова притона, уж это я как-нибудь выведал. Гору видишь? Вон та самая, вершина у нее на гнилой зуб похожая, вроде острые клыки вылезают, а уж пропасти там — глянуть страшно. Пещера, по всем видам, не одна, вся гора дырявая, есть которые и проходные, а вот обитает он на склоне, сюда обращенном, и не так чтобы высоко, пожалуй, в поясе букового леса. Там кустов поболее; дыму от костра не увидишь. Годов пять назад мы за Лабазаном охотились. Всех перехитрил и обвел вокруг пальца, а одному егерю из Закана ночью винтовку своей повязкой повязал, дал понять, значит, что Лабазана выследить нельзя.