По следам древних культур
Шрифт:
Так излагает ал-Бируни обстоятельства, сопровождавшие установление третьей по счету и последней домусульманской хорезмийской эры.
За этим сжатым текстом чувствуется дыхание больших общественных событий, сделавших принятие хорезмийцами новой эры отнюдь не случайным актом.
Установление новой династии, врезавшийся в народную память образ жестокого царя-деспота, создание им грандиозного укрепленного замка, стоявшего грозным символом власти афригидов вплоть до их падения, — все это нельзя не рассматривать, как звенья одной цепи.
На Хорезмийских монетах сохранился портрет Африга. Перед нами хищный профиль горбоносого человека
В окрестностях Шаббаза — городка, возникшего в позднем средневековье на месте дофеодальной столицы Хорезма, — до сих пор стоят развалины грандиозной позднеантичной крепости, известной в народе под названием Пиль-Кала. Этот замок относится к эпохе Африга и высится до наших дней как единственный памятник афригидской столицы, имя которой он носит до сих пор.
Время Африга — время большого исторического перелома. И сейчас, пожалуй, мы можем вскрыть сущность этого перелома, скрытую за скупыми словами ал-Бируни.
Начиная с IV века, мы действительно наблюдаем всё более и более быстрое развитие процессов, приведших к резкому изменению всего хозяйства, общественного устройства, быта и политической жизни Хорезма. И наиболее ярко это изменение отражено в возникновении совершенно нового типа поселений и жилищ, основной формой которого становится, р. полном соответствии с рассказом Бируни, замок.
На смену неукрепленных поселений III века, широко раскинутых под защитой могучих крепостей, воздвигнутых и содержащихся государством, приходит сильно укрепленная, лежащая изолированно среди орлей усадьба земледельца — миниатюрный замок. И над этими крестьянскими «замками» гордо возвышаются грозные укрепления замков аристократии. Античные крепости, замыкающие оазис, со стороны пустыни приходят в упадок.
Вот Тешик-Кала — одна из больших усадеб этой эпохи. Она рисует нам быт крупного представителя хорезмийской аристократии. Эффектная декорировка внешних стек массивными полуколоннами, соединёнными наверху перспективными арочками, богатая отделка внутренних помещений, в частности фризы из сырой глины, украшавшие верхнюю часть комнат жилой башни, — всё говорит о том, что перед нами жилище семьи представителей могущественных хорезмийских землевладельцев, дехкан. Наоборот, маленькие «замки» свидетельствуют о заурядном быте обычной крестьянской семьи. Но эта крестьянская семья имела свой «замок»: жилую башню с бойницами, мощные оборонительные стены, и планировка такого крестьянского «замка» в сущности ничем принципиально не отличалась, кроме размеров и богатства отделки, от аристократической усадьбы.
Перед нами, несомненно, ещё не крепостное крестьянство, а такой общественный слой земледельцев, которому аристократия не противостояла еще как класс-антагонист. Каждый владелец маленького замка — также своеобразный «дехкан», и не случайно в настоящее время это слово означает «крестьянин», в то время как раньше оно обозначало представителя аристократии, иногда было титулом царей.
Весь культурный ландшафт вокруг этих усадеб носит мрачный и суровый характер. Перед нами страна укреплённых замков, за глиняными стенами которых
Феодализм ещё не восторжествовал, но признаки его наступления чувствуются всюду. Грозные замки аристократии запирают головы ответвлёний крупных каналов, командуя над усадьбами крестьян. Самая укреплённость последних явно свидетельствует не только о постоянной угрозе внешнего нападения. Крестьянин вынужден отстаивать свою свободу от гораздо более серьезной угрозы со стороны хозяев больших замков, И действительно, как только на страницах источников появляются сведения о внутренней жизни Хорезма, мы попадаем в самую гущу жестокой и кровавой гражданской войны, завершаемой арабской интервенцией. Еще резче, чем в деревне, новые исторические условия проявляются в жизни города.
Города приходят в упадок. Топрак-Кала с запустевшим замком-дворцом доживает, самое большее, до VI века.
Ослабляются внешние торговые связи, Мы не найдем уже в афригидских памятниках богатого ассортимента средиземноморских сиро-египетских и северномерноморских стеклянных, настовых и каменных бус. Простые сердоликовые и халцедоновые шаровидные бусы импортируются из Ирана или изготовляются на месте.
Итог упадка городов к концу афригидского периода нашел яркое выражение в рассказах арабских писателей о завоевании Хорезма в начале VIII века.
По показанию ал-Табари, в Хорезме в 712 году было всего три города: столица Кят (Филь), Хазарасп и, видимо, Ургенч. Цифра эта вероятно преуменьшена, но в значительной мере она подтверждается и археологическими материалами. Место «тысячи» городов занимают десятки тысяч замков. Ещё в X веке, накануне окончательного крушения афрнгидов, на заре нового подъёма Хорезма, по словам ал-Макдиси, в окрестностях одного только города Маздахкана (ныне городище Гяуркала близ Ходжейли) было 12 тысяч замков.
Центр общественной жизни уходит из умирающего города в деревню. Но и в деревне мы наблюдаем признаки упадка производительных сил, выраженного прежде всего в сокращении ирригационной системы. Более чем наполовину выходит из эксплуатации восточное ответвление Гавхоре. Замирает жизнь на такырах Ангка-Кала, Кой-Крылган-Кала и Джанбас-Кала, расположенных на ответвлениях этого канала. Выбывает из эксплуатации северо-восточный отрезок Беркут-калинского канала, орошавший окрестности Кургашин-Кала.
Ещё более резким оказывается упадок ирригационной сети на левом берегу, где прекращает свое существование вся система грандиозного канала Чермен-Яб, на берегах которого к западу от Змухшира полностью отсутствуют памятники афригидской эпохи.
Мы не имеем сведений о политическом делении Хорезма в эту эпоху. Он, повидимому, составлял единое владение, занимая несколько особое место в общей политической картине.
Во власти Кутейбы
История образования огромной полуварварской Арабской империи неотделима от истории кризиса рабовладельческой системы в восточном Средиземноморье, в Византийской и Иранской империях, как история образования Эфталитского и Тюркского государств не может быть понята вне изучения кризиса рабовладельческого общества в Китае, среднеазиатских государствах и том же Иране.