По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

— Да Я знаю Хорошо., можете приступать.. Гоголев и Леонтьев предоставят вам..

Лишь под конец короткого разговора Виталий Николае­вич не удержался от саркастического замечания:

— Будем рады поучиться у вас, как распутывать заковы­ристые дела,— сказал он и наклонил голову, показывая, что аудиенция закончена.

По приказу Гоголева им вручили объемистые папки с делами и предоставили в их распоряжение пустующую пока комнату — кабинет Бондаренко. Сергей Тимофеевич уехал

в Гомель, а новый начальник угрозыска еще не был назначен.

— Займись ювелирным ларьком,— сказал Жунид, зажи­гая настольную лампу и пододвигая Вадиму одну из папок. А я фабрику возьму. Потом обменяемся.

Первый час прошел в молчании. Только шелестели пе­реворачиваемые страницы да росла груда окурков в пепель­нице, стоявшей около Шукаева.

— Не нравится мне,— наконец не выдержал Вадим Аки­мович.

— Что?

— Бондаренко достаточно опытный мужик, и по матери­алам расследования это видно: в порядочке каждая мелочь... Но есть несколько непростительных промахов.

— Каких?

— Никто не занимался мужем продавщицы Паритовой, завхозом театра. Отпуск взял в апреле. И почему-то — Да­гестан. Я бы проверил, куда и зачем ездил этот завхоз

— Вот мы и проверим.

Еще час молчания. Дараев давно кончил и сидел, задум­чиво глядя в окно на темневшую за окном верхушку старого клена, слабо освещенную с одной стороны уличными фона­рями Потом встал, потянул носом и открыл форточку

— Надымил ты, не продохнешь.

В это время послышался звук вставляемого в замочную скважину ключа Со стороны приемной Жунид приложил палец к губам Ключ, торчавший изнутри, повернулся и вы­пал с глухим стуком на ковровую дорожку, протянутую под дверью В приемной застучали каблучки — удаляющиеся шаги женщины. Шукаев одним рывком подскочил со стула, открыл дверь, и Вадим услышал его голос в коридоре.

— Одну минуту, девушка!

Когда Дараев выбежал в коридор, Жунид уже разгова­ривал с ней. Это была Галина Васюкова, секретарь-машинистка начальника угрозыска. В руках она держала пачку газет и журнал «Советская милиция».

Шукаев глянул на часы.

— Уже восемь, Галя. Рабочий день давно кончился. Ког­да мы входили сюда с Виктором Ивановичем, вас в прием­ной не было...

— Я... я забыла. Положить Сергею Тимофеевичу почту Я всегда так делаю утром, а сегодня забыла.

— И вернулись ради этого из дому?

Ее бледное напуганное личико взялось красными пятнами.

— Да... я побоялась... он должен завтра-послезавтра при­ехать... он ведь еще никому не передал дела... поехал устра­ивать семью... Ну, думаю... лучше я вернусь, положу почту

ему на стол. Он иногда очень рано на работу приходит..

— Что ж, похвально,— делая вид,

что не замечает ее смущения, сказал Шукаев — Положите, конечно Пошли Вадим.

— Здравствуйте, Галя,— с удивлением глядя на нее сказал Дараев

— Здравствуйте Простите, Вадим Акимович, я не узна­ла вас

— Ладно уж Что-то вы сегодня в расстроенных чувст­вах

Они вернулись в кабинет Бондаренко Васюкова осторож­но, как хрупкую бьющуюся вещь, положила газеты и журнал на приставной столик и ретировалась

— Странно? — спросил Жунид, когда она ушла.— Или нет? Тыщи объяснений, конечно, можно найти. Предположим, она тайно влюблена в Бондаренко и хотела воспользоваться случаем — просто посидеть в его кабинете, подышать, так сказать его воздухом... А, может, действительно, такая уж она исполнительная и совестливая, мало ли?..

— Но не исключено и худшее,— сказал Вадим.

— Да, конечно. Однако Гоголеву пока не скажем. Возь­мем себе на заметку,— Шукаев снова взял карандаш и лист бумаги.— Ладно, вернемся к делу.— Через минуту он уже что-то азартно строчил и черкал.

Вадим Акимович стал ходить по комнате, от стола — к углу и обратно, по-прежнему молча,— кто-кто, а уж он-то отлично знал, что соваться к Жуниду с разговорами, когда он занят, так же бесполезно, как пробовать сдвинуть с мес­та каменную стену. Поднимет голову от стола, посмотрит сквозь тебя невидящими, потусторонними глазами и снова уткнется в бумагу.

Прошло еще около сорока минут, когда Жунид, кончив писать, произнес, в конце концов, долгожданное: «Все. Точ­ка».

Дараев и теперь не стал любопытствовать, ожидая про­должения.

— На, посмотри,— Жунид протянул Вадиму Акимовичу листок бумаги с какими-то странными схемами и записями: кружки, прямоугольники, квадраты, внутри которых мелким бисером что-то написано, а на них, в разные стороны — стрел­ки, ровные, косые, дугообразно изогнутые.

Дараев поднес листок к лампе и стал с интересом рас­сматривать.

Жунид встал, потянулся и, обойдя стол, заглянул Дара-еву через плечо.

— Понимаешь?

— Не очень,— признался Вадим.— Слева вот эти ромби­ки и кружочки...

— Их можно было бы и не рисовать, это я так, для пущей убедительности. Смотри: седьмого марта. Чита. Бегут из за­ключения Хапито Гумжачев и Паша-Гирей Акбашев. Дальше. Шестнадцатого апреля. Дербент. Нападение на инкассатора Госбанка. Из тела убитого была извлечена пуля и установ­лено — парабеллум. Заметь, оружие редкое. Идем дальше: двадцать седьмого апреля, Черкесск. Кража в ювелирном магазине. Паритову ударили камнем, завернутым в платок Хахана Зафесова (или Сахата Кабдугова — как тебе угодно)...