По следам конквистадоров
Шрифт:
Парагвайцы, между прочим, едят многих зверей, которые с европейской точки зрения несъедобны, например ягуара, пуму, крокодила, обезьян, броненосцев, игуану. Двух последних и мне случалось есть, мясо их довольно вкусно. То же самое говорят европейцы, пробовавшие ягуара. Едят и тапиров, но на них охотятся главным образом ради кожи, которая отличается очень высокими качествами и идет на дорогие сорта кожаных изделий. Ценится и шкура игуан, она очень красива и из нее шьют пояса, бумажники, дамские туфли и т. п. Панцири броненосцев тоже находят широкое применение, из них делают всевозможные коробочки, корзиночки, настольные
Стоит упомянуть еще очень крупную летучую мышь — вампира. Эта тварь вполне заслуживает свое название, так как действительно сосет кровь животных, а при случаи и человека, но прокусывает у него не горло, как подобало бы настоящему вампиру, а обычно большой палец ноги, во время сна. Слюна его, видимо, обладает анестезирующими свойствами и укушенный никакой боли не чувствует. Крови такой вампир выпивает, конечно, не столько много, чтобы это могло ощутимо отразиться на здоровье. Этой гадости особенно много в Чако.
Пернатый мир Парагвая гораздо более разнообразен, и самым крупным его представителем является страус нанду. Между ним и его африканским сородичем сходства мало, он меньше ростом и имеет серое оперение. Хвостовые перья его тоже далеко не так пышны и никакой ценности не представляют, из них тут выделываются метелки для обметания комнатной пыли.
Ходят нанду обычно небольшими стадами и на эстансиях очень любят пастись вместе с коровами. В этом случае они не пугливы и к ним без труда можно подойти совсем близко, тогда как страусы, гуляющие самостоятельно, чрезвычайно осторожны и завидев издали человека сразу пускаются наутек. Самка делает гнездо где-нибудь в траве, на кампе, и откладывает до тридцати яиц, которые предоставляет высиживать своему супругу. Каждое яйцо по объему равно примерно дюжине куриных, они очень вкусны и в мое время их можно было купить на любом парагвайском базаре.
Характерен для Парагвая и тукан. Это черная птица величиною немного больше вороны, но с громадным и толстым оранжево-красным клювом. Когда тукан сидит на дереве, этот клюв видно за полкилометра и думаю, что такая пышная вывеска ему никакой пользы не приносит и даже наоборот, ибо он любит пожирать в чужих гнездах птенцов, а пернатые мамаши, издали завидев его нос, приходят в страшное возбуждение и поднимают неистовый крик. Туканов здесь приручают и их можно видеть во многих домах, пользующихся относительной свободой.
Из парагвайских попугаев самый крупный и красивый — ара, он красного цвета с синими подпалинами и толстым белым клювом. Изредка: встречаются и другие большие попугаи, из таких я видел синего с желтым и зеленого с желтым, но особенно многочисленны черные, размером и формой похожие на сороку, и зеленые двух видов— один величиной с дрозда, другой покрупнее. Эти последние очень вкусны и мы их часто стреляли. Они крайне осторожны, но если охотнику удалось приблизиться к дереву, на котором они сидят, и застрелить одного, после этого без труда можно перебить всю стаю: остальные не улетают, а с криком кружатся около того же дерева и поминутно на него садятся.
На спинах у пасущегося на кампе скота тут постоянно можно видеть небольших желто-серых птичек, выклевывающих из кожи животных всевозможных паразитов. Это подлинные благодетели местных лошадей и коров, которые со своей стороны всячески стараются не затруднять им работу.
Есть
Из съедобной пернатой дичи тут есть дикие индюшки, гуси, утки, что-то похожее на цесарок, куропатки, перепелки, голуби, лесные курочки и кулики. На этих птиц, за исключением самых крупных, в наших местах никто не охотился, так как выстрел обходился гораздо дороже добычи.
Из остальных парагвайских птиц стоит упомянуть фламинго (но в таких сухих местах, как выше, их не было) и по несколько видов орлов, цапель, сов, кардиналов, дятлов и очень красивых колибри. Было и много других, совершенно мне незнакомых.
Пикник на реке
Вопреки всем бодрящим прогнозам колонизаторов, март оказался таким же знойным, как и предыдущие месяцы, но в начале апреля жара заметно уменьшилась и вскоре настала ровная и приятная солнечная погода.
Ночами температура падала до 4–5 °C и мы, за полгода совершенно отвыкнув от таких холодов, наваливали на себя все, что могло быть использовано для укрывания. Однако, через час после восхода солнца уже можно было ходить в одних трусиках и чувствовать себя, как летом в Европе. В мае исчезли и последние комары, не выдержав очевидно, холодных, ночей.
Такая благодать, изредка нарушаемая сильнейшими, но непродолжительными дождями, держалась почти четыре месяца — это парагвайская осень, самое лучшее время года. Зима же от нее отличается только частыми и резкими колебаниями температуры. В течение одного дня она иногда меняется несколько раз, в пределах от десяти до тридцати пяти градусов, а ночью часто падает до нуля.
В связи с такой счастливой переменой, у всех проснулся интерес к окружающему и мы, в меру возможностей, старались приятно использовать передышку, предоставленную нам тропическим климатом. Участились верховые поездки, прогулки и охоты. Кто-то отыскал более короткий и удобный путь на Ипанэ и проведя ночь у реки, возвратился, полный восторженных впечатлений, никакими насекомыми не искусанный и даже с хорошим уловом рыбы. Как следствие этого, в одну из ближайших суббот туда была организованна целая экспедиция, в состав которой вошло человек десять мужчин и несколько дам. В понедельник был праздник, что давало возможность провести на берегу почти три дня.
Все, у кого не было собственных лошадей, заблаговременно раздобыли их у соседей. Нужно сказать, что это было несравненно легче, чем выпросить колхозных коней у Керманова, хотя бы они и стояли в это время без дела. Разговор в таких случаях бывал короткий и однотипный:
— С какой это стати лошадь возьмете вы, а не кто-нибудь другой?
— Да ведь другим она сейчас не нужна и ее никто не просит.
— Ну, вот и вы не просите. Надо равняться по большинству.
Дамы спешно стряпали на кухне пирожки, котлеты и прочие походные яства. Мужчины деловито запасались питиями, с таким, конечно, расчетом, что «пусть лучше останется, чем не хватит».