По следам рыжей обезьяны

Мак-Киннон Джон

Не успела высохнуть утренняя роса, как мы были уже в пути, но на этот раз большую часть груза тащил Пангса с двумя крепкими молодцами. Мы шли извилистой тропой по лесу, мимо горячих ключей, вверх и вниз по множеству мелких холмов и наконец вышли из-за поворота к нашему лесному лагерю. Нами и Парба встретили нас лучезарными улыбками, и я познакомил их с Кэти.

Мы выпустили Тигру и с тревогой следили, как она отнесется к новому месту. Но наше беспокойство было напрасным. В считанные минуты кошечка установила свои права на территорию, пошла на рысях гонять цыплят и шуганула нашу приветливую свинку. Не прошло и нескольких дней, как она превратила нашу курицу, заботливую и воинственную мамашу, не знавшую страха, в загнанную мученицу, которая в отчаянии не выпускала своих немногих оставшихся в живых цыплят из-под надежного прикрытия корзины.

В честь нашего бракосочетания Парба решил забить свинью — великая жертва с его стороны, потому что он считал обоих поросят своими лучшими друзьями. Когда он наконец решился на это злое деяние, я повел Кэти на небольшую

экскурсию по окрестным джунглям, чтобы похвастаться перед ней нашими гигантскими белками, летающими драконами и местными тонкотелами. Изрядно проголодавшись после прогулки, мы явились к обеду, предвкушая угощение из сочной свинины с хрустящей корочкой. Но нам здорово не повезло: Парба решил угостить нас одним из своих фирменных блюд. Блюдо, если судить по результату, было приготовлено из рубленной на мелкие кусочки свинины, обильно сдобренной чистой водой и корицей, и представляло собой довольно сомнительное варево. Сияя от радости и гордости, он навалил на наши тарелки горы рису и щедро полил его своим варевом. На лицо Кэти стоило посмотреть — я уверен, что она много дала бы, чтобы расстаться со своим зоологическим образованием и пребывать в счастливом неведении о том, какие именно отборные кусочки свиного организма попали ей на тарелку. Она мужественно, преодолевая опасность подавиться, пробилась сквозь первую миску кушанья, но, когда то же самое произведение кулинарного искусства стало появляться ежедневно за каждой трапезой четыре дня кряду и с каждым разом от него все больше попахивало, Кэти пришлось сдаться на милость победителя. Не выдержав, она попросила Парбу сварить немного бубора (рисовой каши), который не идет ни в какое сравнение с его шедевром, и Парбу так встревожил этот явный признак недомогания, что он отрядил Турута на поиски бананов для мэм, проводив его страшными угрозами, чтобы он не смел возвращаться с пустыми руками. Должен признаться, что я был счастлив, когда со свинкой было покончено, но, пока Парба стоял надо мной с полной поварешкой, готовый подложить мне добавки, отказаться от его кулинарного шедевра было не так-то просто. После этого чреватого неприятностями праздничного пира мы решили не трогать вторую свинью, и Парба собирался было взять ее на свою свадьбу, которая должна была состояться в ближайшее время. Оказалось, что хуже мы ничего придумать не могли.

Наш личный вклад в свадебное пиршество состоял из порядочно претерпевшего в пути свадебного пирога и бутылки отличного вина, доставка которого из Сингапура обошлась довольно дорого. Мои сотрапезники недоверчиво пригубили этот напиток сомнительного для них качества, и мне стало совершенно ясно, что они предпочли бы бутылку местного зверски крепкого бренди, который я мог бы купить по сходной цене — за сто рупий (два английских шиллинга). После того как нас ввели в курс последних местных новостей и мы позаботились обо всех животных в моем зверинце, настало время ложиться спать. Но наш ночлег оказался нисколько не лучше, чем в прошлую ночь. Хотя у нас был узкий матрасик, но помост для сна нам пришлось разделить с шестеркой общительных индонезийцев: трое моих помощников да еще и носильщики, которые задержались ради того, чтобы воздать честь кулинарному искусству Парбы. Они громко беседовали и курили до глубокой ночи, а когда нам удавалось погасить одну лампу, они поспешно зажигали другую, твердо решив не допустить, чтобы какой-нибудь шляющийся по ночам дух подкрался к ним тихой сапой.

Когда наконец мы погрузились в сон, он оказался некрепким, беспокойным и недолговечным. Кому же еще было шляться по ночам, как не Мюсангу, нашему самцу циветты, которого соблазнил свиной окорок, подвешенный к стропилам. Он в считанные минуты покончил с этим лакомым кусочком и отправился на поиски новых развлечений. Вообще этот Мюсанг превратился в истинное бедствие. Я нашел его малышом и выпустил в лагере. Он с ходу доказал, что может за себя постоять, — отыскал и слопал целый выводок крысят, гнездившийся в нашей крыше. Лазил он виртуозно и каждое утро исчезал в подоблачной высоте крон, но едва смеркалось, как он являлся мучить нас и учинять погромы в кладовой. Его гигиенические привычки никак не позволяли назвать его опрятным, и оказаться с ним в одной постели было мучением: он не мог спокойно видеть высунувшуюся из-под одеяла руку или ногу и приветствовал каждый оказавшийся на виду палец дружеским укусом. В эту ночь он почуял Тигру, уютно свернувшуюся клубочком между нами, и бросился на мирно спавшего котенка. С дикими завываниями и шипением Тигра отбивалась когтями от налетчика, и в этой заварушке нам с Кэти досталось больше, чем самим драчунам. Стычки повторялись по нескольку раз в эту и все последующие ночи, до самого последнего дня нашего пребывания в Сампоране.

За завтраком нас ожидали новые напасти: Нами упустил тупайю. Мы успели увидеть лишь мелькнувшую рыжую шкурку да взмах пушистого хвоста, и зверек нырнул в кусты. Я не виню его за попытку вырваться на свободу. Он жил в большой проволочной клетке с двумя ленивыми толстыми лори, Питером и Кукангом. По моему замыслу, все должно было идти прекрасно в этом зверином общежитии: тупайя вела дневной образ жизни, а лори просыпаются только к ночи. Однако стоило тупайе немного замешкаться с отходом ко сну, смакуя аппетитный кусочек банана, как ее соседи, чтобы поразвлечься, устраивали засаду на ее пути к логову в пустом стволе. И хотя лори были действительно

толстыми особами и их английское название «медлительные» подходит им как нельзя лучше, они знали кое-какие коварные уловки и с явным злорадством издевались над несчастным представителем семейства тупай.

Тупайи очень похожи на маленьких белок, но у них длинные остренькие рыльца. Зоологи спорили о том, не включить ли их в отряд приматов вместе с обезьянами и человеком, но сами-то тупайи весьма довольны своим теперешним положением: это ловкие лесные насекомоядные животные, которые отмечают границы своих владений выделениями пахучих желез. Наша тупайя угодила в одну из ловушек Турута, и я был очень рад, что представилась возможность поближе разглядеть это робкое существо. Оно удивило меня сразу же тем, что отказалось есть фрукты и рис. Даже тигры в местном зоопарке ели рис! Один раз нам удалось уговорить тупайю попробовать бананы, но почти целый месяц все мы были заняты непрерывной ловлей насекомых для ненасытной обжоры. Все было для нее одинаково вкусно — жуки, личинки, сверчки, кузнечики и бабочки. Зверек стоял неподвижно в своем углу, вытянувшись в струнку, и его нижняя челюсть потешно двигалась из стороны в сторону, пока он похрустывал лакомствами. Дай ему только волю — и он за один присест слопает столько насекомых, сколько весит сам, так что, когда он сбежал, все мы вздохнули с облегчением.

Лори [18] оказались менее привередливыми. Им, конечно, тоже нравились жирные зеленые сверчки, но они вполне довольствовались рисом, бананами и молоком. Внешность у этих животных была просто очаровательная: нечто похожее на помесь галаго [19] с плюшевым мишкой. Они очень напоминали уютные мягкие игрушки, когда медленно поворачивали головки, с любопытством глядя на мир. Лори заняли свое место среди приматов без всяких дискуссий. Громадные глаза, расположенные рядом на лице, дают им одновременные преимущества ночного и бинокулярного зрения. У лори на лапах не коготки, а ногти, и их руки и ноги отлично приспособлены для цепляния за ветки и неспешного карабканья в древесных кронах. На месте хвоста у них некое пушистое извиненьице, так как в подобном придатке они не нуждаются.

18

Лори — азиатская полуобезьяна (прим. перев.).

19

Галаго — африканская полуобезьяна (прим. перев.).

Каждый вечер после сна Питер и Куканг долго вылизывали свою шерстку и причесывались забавными длинными гребневидными когтями на больших пальцах ног. Питер был толстый взрослый самец, которого изловили на месте преступления, когда он грабил дерево папайю, личную собственность одного из жителей кампонга. А Куканг попал к нам таким крохой, что свободно умещался в нагрудном кармане моей рубашки. Мы раскопали где-то медицинскую пипетку и сухое молоко, и Парба принял на себя — хотя и не особенно охотно — роль кормилицы. Мы очень волновались, когда знакомили детеныша с Питером. Оба они наперебой затеяли странный скрипучий дуэт, а затем Питер схватил бедного малыша своими мощными лапами и принялся его самозабвенно вылизывать. Питер оказался великолепной приемной матерью и очень умилительно выглядел с Кукангом, прильнувшим к его мужественной груди. Он даже не возражал, чтобы Куканг пил молоко из пипетки — при том условии, что и ему перепадала часть этого сладкого лакомства. Немного спустя Куканг уже самостоятельно разгуливал по клетке.

Несмотря на свою медлительность, лори поразительно ловко ловили сверчков, а это вовсе не легкое дело, в чем мы убедились, заготавливая корм для наших животных. Можно было подумать, что насекомые, видя, как эти мешковатые пушистые увальни подбираются к ним, говорят себе: «Э, да у меня в запасе не меньше пяти минут, пока эти недотепы раскачаются», — и падают жертвой собственной беспечности.

Как и тупайя, лори тоже отмечали свои владения, только метили их границы мочой. Они с препотешным видом ползли вперед на корточках, и, присев на задние лапы, пускали тоненькую струйку на все свои ветки и непременно на крышу ящика, служившего жильем тупайе.

Предоставив рассыпавшемуся в извинениях Нами чистить клетки с животными, мы с Кэти вышли из лагеря, чтобы поглядеть, что тут творилось в мое отсутствие. Кэти не терпелось посмотреть на моих орангутанов, но я боялся, что это будет не так-то легко — животные находились очень далеко от лагеря. Мы прошли далеко за скалистые гребни, и какое это было удовольствие — демонстрировать во всей красе мое маленькое царство и любимые местечки! У Слоновьих пещер были свежие следы бивней, но других следов лесных великанов мы не нашли, и Кэти была этим очень довольна: когда я ей сказал, что от нападающего слона надо только побыстрее взобраться на дерево, она была совершенно обескуражена, увидев гладкие стволы, лишенные малейшей зацепки на десятки футов над землей. Мы шлепали по руслам прохладных горных ручейков и купались в прозрачных заводях. Дружно восхищались диковинными, извивающимися корнями фиговых деревьев, громадными контрфорсами и экзотическими воздушными папоротниками, в каждом из которых существовал свой мир живых существ, кишащих в дождевой воде, скопившейся в лиственных султанах. Пиявки, горбясь, подбирались к нам — зрелище жуткое, но завораживающее, и Кэти впервые подверглась обряду кровопускания, как она ни старалась от него уклониться.