Шрифт:
Введение
ЛЕГЕНДА О СОЛНЕЧНОМ КАМНЕ
Путешествуя у Енисея, в Хакасии, я познакомился с девушкой по имени Кюсстоса, которая оказалась сведущим историком и археологом. Она занималась изучением культуры своих предков и рассказала мне много интересного из прошлого своего края.
Однажды, узнав, что я родом из Прибалтики, Кюсстоса пришла, надев янтарное ожерелье. Оно было древней работы: бусинки поблекли и почти стерлись. Но что удивительно: на каждой бусинке было четко вырезано одно и то же лицо молодой девушки, очень похожей на мою милую собеседницу! Глаза незнакомки глядели пристально, как бы спрашивая: кто я, как и откуда появился в ее
Кюсстоса рассказала, что эти янтарные украшения связаны с тайной ее древнего рода. Оказывается, на протяжении многих веков, из поколения в поколение, мать, как редчайшую драгоценность, передает дочери янтарное ожерелье. Наследница надевает его только осенью, когда начинает цвести дикий мак и его алым цветом полыхают степные просторы и откосы Енисея. Рассказывают, что это ожерелье давным-давно подарил прабабушке прабабушек ее любимый, прибывший с берегов моря, в которое солнце ложится отдыхать. Были и подвески, но они в смутное время утеряны…
— Красивая легенда, — с грустью заметила Кюсстоса, — и неизвестно, сколько в ней правды, а сколько вымысла. Если бы нашлись подвески, может, что-то и прояснилось бы…
Моя поездка в Хакасию закончилась. Легенду о янтарном ожерелье заслонили другие впечатления. Возможно, я и не вспомнил бы ее больше никогда, если бы не случай. Как-то летом возвращался я домой из Москвы. До отхода поезда оставались считанные минуты. Перед тем как прыгнуть в вагон, я купил в киоске на перроне «Неделю». Устроившись в купе, развернул газету. В глаза бросилась заметка, которая перевернула всю мою дальнейшую жизнь!
В заинтересовавшей меня публикации сообщалось, что сотрудники Средне-Енисейской экспедиции, снаряженной Ленинградским отделением Института археологии АН СССР, вели раскопки древнего городища у села Знаменка в Боградском районе Хакасии. «Это городище, — рассказывала руководитель экспедиции М. Пшеницына, — было сожжено на рубеже двух эр племенами гуннов. Никто не ожидал, что в недрах испепеленной земли мы натолкнемся на такие сокровища… Когда приподняли черепок, глазам открылся тайник, куда солнечный луч не заглядывал почти два тысячелетия. Чего там только не оказалось! Золотые серьги и булавки, серебряные подвески, украшения из самоцветов… Темно-вишневый огонь сердоликовых бус и теплое сияние янтаря словно спорили с голубоватыми тенями на агатовых подвесках…»
Я прервал чтение. Из глубины памяти всплыло лицо девушки на бусинках. Этого было достаточно, чтобы сойти с поезда в Ленинграде.
Археологи подтвердили, что среди других сокровищ действительно обнаружена брошь и две пластинки с отверстиями — подвески из янтаря. Они не сомневались, что это не случайно спрятанный клад, а остатки мастерской местного ювелира, жившего в первые века новой эры. Мастер, как и его род, очевидно, был тесно связан с широким миром. В кладе найдены серьги из ракушек «каури», которые водятся только в южных морях, жемчуг и драгоценные камни: малахит с Урала, сапфир из Шри-Ланки и хризолит из Египта.
Было также ясно, что клад принадлежал не коллекционеру, а мастеру по изготовлению украшений: большинство золотых изделий оказалось помято, — видимо, их намеревались использовать как сырье.
Участники экспедиции уверяли, что подвески не привозные: их изготовили на месте, используя инструменты, характерные для шурмакской культуры, в те века распространенной у истоков Енисея. Они утверждали, что в руки енисейского умельца попал натуральный янтарь и что в этих местах находился центр его обработки…
Оставалось установить, ОТКУДА и КАК попал янтарь в эти места? Археологи не сомневались, что подвески сделаны из сукцинита — разновидности янтаря, который добывается только у Балтийского моря.
Все это подтолкнуло меня всерьез заняться тайной солнечного камня.
В поисках ответов на возникающие вопросы я перерыл горы книг о янтаре, перелистал кипы пожелтевших бумаг в разных архивах как в Литве, так и в других республиках Советского Союза и за рубежом.
Я узнал, что янтарь, этот уникальный самоцвет, уже в античные времена привлекал внимание ученых. Его тайны пытались разгадать философ, физик и математик Таль Милетский (640–546 годы до новой эры), которого греки называли одним из «семи мудрецов мира». О янтаре писал Геродот (484–425 годы до новой эры). Место янтарю в своей книге о минералогии отвел ученик Аристотеля — Теофраст (372–287 годы до новой эры). О чудесных свойствах янтаря, употреблении его в медицине сообщил родоначальник античной медицины Гиппократ (460–377 годы до новой эры).
О том, что янтарь принадлежит к смолам, первым упомянул Аристотель (384–322 годы до новой эры). Свойствами янтаря интересовался и Плиний Старший (23–79 годы). В своей книге «Naturalis historia» он собрал все доступные ему сведения о янтаре, которые в разное время сообщили античные ученые и путешественники.
С глубокой древности о янтаре складывали легенды. В них янтарь называли «солнечным камнем», обладающим волшебными качествами, называли его «слезами о погибших героях».
В «Метаморфозах» римского поэта Публия Овидия Назона (43–18 год до новой эры) я прочел миф о Фаэтоне. В нем рассказывается, как однажды сын Фебоса, бога Солнца, юный Фаэтон осмелился сесть в колесницу своего отца, обычно совершающего установленный путь по небу среди светил. Юнец не смог справиться с конями, рухнул на землю и разбился. О нем долго и горько плакали мать и сестры. Они вросли в землю и превратились в деревья, но плакать не переставали. Их слезы падали на землю и застывали янтарем…
Публий Овидий Назон не выдумал этот миф, а только переработал старый, записанный еще греческим драматургом Эсхилом (525–456 годы до новой эры), в котором, корме элементов античной религии, отражаются и представления о происхождении янтаря. У Эсхила речь идет о Фаэтоне, как сыне бога Солнца Гелиуса. По Эсхилу, молодой возница, не совладавший с копями, так близко приблизился на огненной колеснице к земле, что чуть не поджег ее. Бог Дзеус послал молнию, и Фаэтон был низвергнут на землю. Сестры Геллиады так оплакивали брата, что превратились в деревья, а их слезы — в янтарь…
Другую античную легенду о происхождении янтаря обнародовал греческий драматург Софокл (496–406 годы до новой эры) в своей «Антигоне». Он назвал янтарь «слезами загадочных индийских птиц, оплакивающих смерть героя Малеагра».
Много легенд о янтаре сложено и в Литве. Каждый литовец с малых лет слышит сказ о том, как давным-давно, когда еще старшим среди всех богов был Пяркунас, на побережье Балтийского моря жил молодой рыбак Каститис. Он ловил рыбу в этом море, которое принадлежало самой красивой богине — Юрате, обитавшей в янтарном дворце на самом дне моря. Богине не нравилось, что Каститис мутит воду и ловит ее любимых рыбок. Не раз Юрате посылала русалок, чтоб они призвали рыбака к порядку. Но гот не слушался. Тогда она сама всплыла, чтобы поговорить с юношей. Увидев молодца, она влюбилась в него и заманила в свое подводное царство, в янтарный дворец… Узнав об этом, Пяркунас очень разгневался. Он убил Каститиса молнией и приказал волнам выбросить его тело на берег, потом разрушил дворец Юрате, а ее на долгие века приковал к развалинам дворца. День и ночь плачет Юрате, скорбя по Каститису и своему разбитому дворцу. Слезы ее выкатываются на берег в виде капелек янтаря. Кусочки янтаря покрупнее — это остатки дворца. Море выносит их во время шторма…
Замечательный литовский поэт Майронис переложил эту легенду па стихи, создав романтическую поэму о любви морской богини и человека. Запомнились строки из этого трагического рассказа:
Послушайте порой ночной, Когда в тревоге стонут волны И море на берег с волной Янтарь бросает горстью полной…Первая монография о янтаре появилась только в середине шестнадцатого века [1] . Сейчас уже никто не сомневается, что янтарь — сосновая смола [2] . Ученые установили, что миллионы лет назад на территории нынешней Скандинавии, Карелии, Кольского полуострова, в так называемой Феноскандии, росли хвойные леса. При малейшем повреждении коры из деревьев обильно текла смола и по стволам стекала на землю. Из нее со временем и образовался янтарь. Исследователь янтаря В. Катинас предлагает назвать его «смолой сосны зоцена, видоизменившегося под воздействием полимеризации и самоокисления» [3] .
О природном происхождении янтаря свидетельствуют также и образцы флоры и фауны, законсервировавшиеся в кусках, именуемых инклюзиями, которых только в палангском музее имеется больше тысячи…
Я изучил все источники, в которых говорилось о культурном обмене конца старой — начала новой эры между народами околобалтийского региона и предгорьев Гималаев. О торговле янтарем одним из первых упомянул римский историк Корнелий Тацит (55—120 годы); в своем труде «Германия» он описал жизнь предков литовцев — айстиев, назвав их «аэстиорум гентес».
Я узнал, что во
Оказалось, что большую роль в торговле янтарем играла Троя, которая получала этот самоцвет с Севера и перепродавала народам Средиземноморья. Роль посредников отводилась также финикийцам. К VIII–VII векам до новой эры относится упоминание о финикийцах, которые торговали янтарем с жителями островов Эгейского моря.
Через Финикию янтарь попал в Аравию, Индию, Китай… Позже торговлю янтарем в свои руки прибрали римляне.
В Риме прибалтийский янтарь вошел в обиход около 900 года до новой эры, а в начале новой эры был настолько популярным, что принято говорить о господствовавшей в империи «янтарной моде». Многие римляне (не только женщины) носили янтарные бусы, кулоны. Янтарем украшали одежду и военные доспехи. Ремесленники делали из него разные вещи, начиная с ритона для меда и кончая амулетом для новорожденного или скульптурой для ценителя искусства…
Шло время. В моей картотеке появлялись все новые и новые имена вавилонцев и египтян, ассиров и арабов, представителей других народов, которые знали о прибалтийском янтаре. Хакасов среди них не оказалось…
Тогда я понял, что археологи перевернули еще одну неизвестную страницу прошлого, стерли одно из множеств «белых пятен» в летописи дружбы народов.
Ожившая легенда — а я давно поверил, что Кюсстоса поведала мне о реально существовавших фактах — надолго оторвала меня от других дел. Я совершил путешествие по маршруту «янтарной дороги» от Балтики до Средиземноморья, а затем через Аравию, Индию, Китай до Желтого моря. Побывал в разных странах Европы, Африки и Азии, где узнал много интересного о торговле янтарем.
Я изучил труды историков культуры наших дней, постарался вникнуть в рассказы о связях между народами грека Геродота и римлянина Тацита, араба Сулеймана из Басры, китайца Сыма Циань, русского Афанасия Никитина, литовца Матаса Шальчюса, других видных путешественников всех времен и народов.
Мне стало ясно, что торговля прибалтийским янтарем в прошлом зависела от политической ситуации, имела периоды спада и оживления. Интересовавший меня промежуток времени совпадал с подъемом цивилизации, с золотым веком Рима, интересы которого тогда охватили огромнейшие территории от Оловянных островов на севере до Черной Африки на юге и Топробана, Индии на востоке.
Следовал вывод, что, вероятнее всего, прибалтийский янтарь к хакасскому мастеру попал через римлян. Но как? Ответить на этот вопрос нелегко. В поле зрения исследователя попадают не только «янтарные дороги», но и великий Шелковый путь, а также Путь Соли, Благовоний, другие пути-дороги, проложенные в доисторические времена от одного парода к другому…
Настала пора браться за перо, чтобы изложить свою версию: как мог прибалтийский янтарь достичь верховьев Енисея. Приглашаю вас, дорогие читатели, в путь через Европу, Африку и Азию, в глубь прошлого, отдаленного от нас почти двумя тысячелетиями.
Нелегок этот путь. Прошлое подобно разбитому сосуду, черепки которого рассыпаны по всей Земле. Требуется много усилий, чтоб их собрать, сложить из них то, что, казалось, утрачено безвозвратно, но так необходимо нам и тем, кто придет за нами…
1
Аурифабер А. История сукцинита. Кенигсберг, 1551 (на лат. яз.).
2
Сребродольский Б. И. Янтарь. Москва: Наука, 1984.
3
Катинас В. Балтийский янтарь. Вильнюс, 1983 (на лит. яз.).
Глава первая
ВЕЛИКАЯ КЛЯТВА
Брошенная издалека булава, утыканная кремнем, попала юноше в плечо, кровь капала на жесткую траву с широкими тонкими листьями, острыми, как нож. Этой травой был покрыт весь берег — от самого леса с низкими кустами па опушке до крутого откоса к реке.
Вода в реке текла, переливаясь рябью над отмелями, огибая большие и маленькие острова. На некоторых из них росли деревья, другие были покрыты лишь травой. В лучах вечернего солнца трава казалась темно-зеленой, даже синей. Тени все удлинялись.
Юноша был высокий, ростом почти шесть стоп, голый до пояса, с продолговатым лицом и длинными светлыми волосами, перетянутыми ободком. Искусный мастер отковал ободок из темной меди, украсил кожей и серебром.
Казалось, юноша не замечал ни сочащейся крови, ни крупных белых цветов, которые покачивались над кустом рядом с ним. Он во все глаза смотрел на противоположный берег широкой реки, где на холме белели стены, такие высокие, что ходившие по верху люди казались ростом не выше муравьев. За этими стенами виднелись еще более высокие башни, которые пылали в солнечных лучах.
— О боги! Что это? — произнес юноша.
— Карнунт. Порог Рима, — ответил больше себе, чем юноше, человек, лежавший поблизости на расстеленной шкуре.
— Карнунт, — повторил юноша, не отрывая взгляда от башен. — Они на самом деле золотые?
— Солнце… Ничего странного, дома как дома… Люди как люди… Только они издают хрипящие звуки, как рыси. Порой бормочут себе под нос… Не зевай по сторонам, кровь останови!
Юноша как бы опомнился. Оглянувшись, он увидел примерно полсотни мужчин, которые то группами, то по одному рассыпались по лужайке. Одни лежали и стонали, товарищи перевязывали им раны. Другие сами старались перевязать окровавленные головы лоскутами, оторванными от одежды. Третьи, что покрепче, спускались к реке, чтобы освежить себя водой.
В середине лужайки в кучу были сложены сумки, пошитые из кожи или плетенные из лыка, корзины из лозы. Рядом возвышалась пирамида из аккуратно составленных копий. Несколько копий валялись в траве. Одно, окровавленное, стояло, воткнутое в землю.
— Айстис! — окликнул юношу пожилой мужчина, который сидел, опираясь спиной о покрытый мхом камень, и сшивал порванный кожух из медвежьей шкуры. — Приложи траву подорожник, и рана перестанет кровоточить…
Мужчина, который лежал па шкуре, рассмеялся:
— Подорожник! Где ты тут найдешь подорожник? Здесь совсем иной мир!
— Ничего страшного, — сказал Айстис. Он подошел к небольшому костру, над которым висел неглубокий котелок с закипающей водой, собрал пепел и посыпал рану.
В первое мгновение ему показалось, словно кто-то вонзил в рану нож, но вскоре боль отступила. Перестала сочиться и кровь.
— Все, — сказал сам себе Айстис и приблизился к мужчине, который зашивал кожух. — Гудрис! Ты бывал во многих местах. Довелось ли тебе побывать и в Карнунте?
— Нет, не довелось, — ответил Гудрис, не отрываясь от шитья, локтем отстраняя тяжелый меч с широким лезвием. — Там не был никто из нашего рода. — Гудрис снова отодвинул в сторону меч, чтобы Айстис мог сесть рядом с ним. Рукоятка меча была украшена янтарным шариком. — Мы первые… Так сказал Даумас.
Айстис слушал Гудриса и любовался им. Гудрис ему очень нравился. Льняная рубашка, застегнутая крупной брошью с двумя коньками, штаны, пошитые из шкуры, обувь из мягкой кожи. Дома он, как и другие мужчины их рода, чаще всего ходил в лаптях, плетенных из лыка молодой липы, обернув голени онучами, в оборах до колен. А сейчас бедра перетянуты полосками из кожи с медными пряжками. На пояснице — ремень из лосиной кожи, а на нем — бесконечные ряды мелких брошек. Сколько добыто на охоте зверей и уложено в бою врагов, столько маленьких брошек на поясе. «После сегодняшней схватки, — подумал Айстис, — следовало прикрепить их еще столько же!» В глаза бросался большой нож с черенком из лосиного рога. Это он сегодня спас жизнь Айстису, когда, внезапно выскочив из-за дерева, на него бросался тот великан с дротиком в руках! А вон там мешочек с янтарем. Айстис в испуге потрогал свой пояс. Есть! Подарок Угне! Во время схватки он совсем забыл о нем.
Гудрису очень шла борода. Светлая, как пшеница на лесной вырубке перед самой жатвой. Айстис пощупал свой обросший подбородок. И кто это придумал, что только женатым мужчинам положено отращивать бороду? Когда-то будет его, Айстиса, свадьба… Придется со свадьбой повременить, пока он не вернется из Карнунта. Тогда и Айстис будет настоящим мужчиной!
— Гудрис, почему тут такие высокие стены?
— Кто их знает… Ведь и у нас кое-кто огораживает усадьбы не только кольями.
— Карнунт — большая крепость, — снова вмешался в разговор лежащий на шкуре, — поэтому стены такие высокие и сложены из камней.