По следам ветра
Шрифт:
Я ничего не понимал. Только смутно припоминались мелькнувшее под водой плоское тело и пестрые полосы.
— Первой тебя увидела возвращавшаяся: к берегу Наташа, — сказал Кратов, — ты лежал на песке…
— Я так испугалась, что закричала под водой, представляешь? — торопливо вставила девушка.
— Она выскочила на поверхность, и мы сразу поняли, что с тобой что-то стряслось, — продолжал профессор. — К тому же ты не ответил на сигнал. Правда, это с тобой частенько бывает, — тут он строго посмотрел на меня поверх очков. — Аристов, к счастью, еще не успевший
Я посмотрел на Михаила и, постаравшись улыбнуться неповинующимися губами, сказал:
— Значит, мы теперь с тобой квиты? Спасибо.
— Не стоит, — небрежно ответил он. — Долг платежом красен. Хорошо, что мундштука не выронил. А то бы я так и остался твоим должником.
— Что же все-таки со мной было? — спросил я.
— Пожалуйста, помолчи, а то тебе опять станет плохо, — строго остановила меня Светлана. Она, видно, всерьез решила играть роль сестры милосердия.
— Судя по ране, ты наткнулся на морского кота-хвостокола, — ответил Кратов.
Я вспомнил, с каким отвращением выбрасывали матросы за борт «Алмаза» этих странных, уродливых рыб, попадавшихся в трал. Значит, вот такая плоская гадина и притаилась в песке? А я принял ее за драгоценную мраморную плиту!
— Куда же мы плывем? — спросил я.
— В Планерское, в больницу, — торопливо ответила Светлана. — Успокойся, уже прибыли.
В самом деле, мотор заглох, и Валя пробежал на нос с длинным багром в руках. Под килем громко заскрипела галька.
Ребята подхватили мой матрац на руки и, толкая друг друга, потащили к сходням. Когда меня приподняли, переваливая через борт, я, наконец, смог увидеть свою руку. Она вся посинела и сильно распухла. А из вздувшейся, как лепешка, ладони торчал глубоко вонзившийся твердый шип.
Не буду рассказывать, как его вырезали из ладони в больнице. Операция была весьма мучительной и долгой. Шип хирург подарил мне на память, хотя и так я вряд ли забуду об этом приключении. Это была небольшая, но очень острая костяная игла, к тому же зазубренная, словно наконечник гарпуна. Вытащить ее самому из раны совершенно невозможно.
У морского кота, как мне рассказали потом научные сотрудники биостанции, бывает даже не одна, а две или три такие иглы. Они спрятаны у него в основании хвоста. Хвостокол вонзает их в жертву со страшной силой. Но и этого мало: каждый шип покрыт ядовитой слизью, которая долго не дает ране заживать.
Ученые рассказали, будто иногда в аквариумах разозленные морские коты даже кончают жизнь самоубийством, нанося самим себе этими отравленными шипами смертельные удары в спину,
А напороться на хвостокола легко. Брюхо у него темное, а спина желтовато-серая, вот почему пестрые полосы мелькнули у меня в глазах. Когда он зароется в песок, подстерегая добычу, заметить его очень трудно.
Придется полежать недели две, решили врачи. Это меня совсем доконало. Выбыть из строя в такое напряженное время! Но опухоль опадала очень медленно, рука еле двигалась, точно парализованная, и мне волей-неволей пришлось
Лежать одному в пустой больничной палате, когда за окном сияет солнце и шумит море, невыносимо тоскливо и скучно. Хорошо хоть друзья не забывали меня. Они наведывались почти каждый вечер, приносили книги и рассказывали о ходе подводных поисков. А я им показывал шип хвостокола.
— Во всяком случае, у тебя есть одно утешение, — с интересом рассматривая его, сказал Василий Павлович. — Ты ранен историческим, даже, я бы сказал, легендарным оружием. Как рассказывает Гомер, хитроумный Улисс — Одиссей тоже был поражен дротиком с наконечником из такого же шипа.
Наташа иглу даже в руки взять побоялась.
— Ты знаешь, нас из-за этих хвостоколов теперь заставляют нырять непременно с железной палкой в руках. Мы ими песок сначала разгребаем — нет ли там хвостоколов. А потом уже можно руками…
Один бесконечный день тянулся за другим, а новости, которые приносили друзья, оставались неутешительными. Уже обследовали всю бухту Барахты и перебрались в следующую, Голубую, а толку никакого. Нигде ни малейших следов поселений. Видимо, в те далекие времена места эти были совсем дики и необитаемы.
Прошла неделя, и мне стало совсем невмоготу валяться в одиночестве. Как назло, в тот вечер и навестить меня никто не пришел. Вчера ребята, тщетно обшарив все дно Голубой бухты, перебрались в Пограничную — ту самую, что расположена напротив Золотых ворот Карадага. Неужели и там ничего утешительного?
Так я лежал, не зажигая света, в темной палате и грустил, прислушиваясь к задорным звукам фокстрота, доносившимся с танцевальной площадки.
И вдруг в окне, на фоне звездного неба, появилась лохматая голова.
— Коля, ты спишь? — неуверенно спросил знакомый голос. Я узнал Павлика.
— Нет, — обрадовался я.
Он неуклюже влез в окно и зажег свет.
— Ты один?
— Один, — ответил он с каким-то таинственным, заговорщицким видом. — : Ребята не решились идти, думали, ты уже. спишь. А я не удержался, решил тебя сегодня же порадовать.
— Чем? — я сел на кровати.
Он протянул мне руку и медленно разжал кулак. На ладони у него лежал точно такой же острый, зазубренный шип, каким меня наградил хвостокол.
— Что, опять кого-нибудь ранило? — испугался я. — Чему ты радуешься?
Он расхохотался и сунул ладонь прямо мне под нос.
— Да ты возьми его в руки и рассмотри как следует!
Ничего не понимая, я повертел зазубренную косточку в руке. Самая обыкновенная, как и моя.
— Да ты ослеп, что ли? — закричал Павлик. — Она же просверлена!
Только теперь я заметил у основания шипа маленькую сквозную дырочку.
— Ну и что же?
— Да ведь она не могла сама по себе образоваться! — Павлик уже начинал приходить в ярость от коей непонятливости. — Ее кто-то просверлил! Этот шип был наконечником дротика или стрелы. Мы обнаружили на дне остатки каменной стены, и там он валялся. Раз там бросали оружие, значит, там кипел бой. Понимаешь? Значит, мы нашли эту крепость!