По следам знакомых героев
Шрифт:
— Ах, сударь, — кокетливо возразила Анна Андреевна. — Это вы, верно, так изволите говорить, для комплимента.
— Отнюдь нет, — живо возразил Холмс. — Нам крайне важно выяснить, о ком говорит Пушкин в двух своих знаменитых строчках: «Другой от нас умчался гений, другой властитель наших дум».
— Нам удалось установить, — поспешил добавить Уотсон, — что этот таинственный незнакомец был поэтом.
— Верно, какой-нибудь приятель самого сочинителя, — высказала предположение Анна Андреевна.
— Ах, право! Я, кажется,
— Полно, откуда ты можешь это знать? — тотчас оборвала ее Анна Андреевна.
— Да ведь это про Ивана Александровича, маменька!
— Сам собой, про него! Я это сразу поняла.
— Вы имеете в виду Ивана Александровича Хлестакова? — уточнил Холмс.
— Кто же, как не он? И сочинитель и друг Пушкина, — сказала Марья Антоновна.
— Иван Александрович доподлинно говорил нам, что он с Пушкиным на дружеской ноге, — подтвердила Анна Андреевна.
— Я как услыхала слово «умчался», так сразу и подумала: «Ах, это про него!» — закраснелась Марья Антоновна.
— Да уж, вот именно — умчался, — проворчала Анна Андреевна, — сел в коляску, да и укатил. Только мы его и видели!
— Однако достаточно ли он знаменитый человек, чтобы Пушкин мог поставить его наравне с самим Наполеоном? — спросил Холмс.
— Помилуйте! — оскорбилась Анна Андреевна. — Еще бы не знаменитый! Сейчас можно увидеть столичную штучку. И приемы и все такое…
— Настоящий вельможа, — сказала Марья Антоновна. — Он и балы дает…
— Каждый день во дворец ездит…
— Он даже управлял департаментом…
— А однажды его даже приняли за главнокомандующего…
Дамы наперебой спешили сообщить как можно больше сведений, подтверждающих, что Иван Александрович Хлестаков безусловно ровня хотя бы даже и самому Наполеону. Но Холмсу эти сведения, как видно, казались не вполне убедительными.
И тут вдруг Марья Антоновна спросила:
— Как, вы изволили сказать, назвал Пушкин этого господина? «Властитель наших дум»?
— Властитель наших дум! — восторженно повторила Анна Андреевна. — Вот это уж точно про него, про Ивана Александровича! Лучше и не скажешь!
— С тех самых пор, как он от нас умчался, мы только о нем и думаем, — грустно вздохнула Марья Антоновна. — Никто другой и на ум нейдет!
— Сударыни! — торжественно сказал Холмс. — Вы нам чрезвычайно помогли. Примите нашу искреннюю благодарность!
— Охотно, сударь, — величественно сказала Анна Андреевна. — Я была рада оказать вам эту пустяковую услугу.
— Ах, маменька! — поспешила поправить ее Марья Антоновна. — Мистер Шерлок Холмс вовсе не вас благодарит за услугу, а меня.
— Опять ты за свое! — возмутилась Анна Андреевна. — Во всем ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина! А тебе есть другой пример: перед тобою мать твоя…
— Извините, сударыни, — прервал эту новую перепалку Уотсон. — К сожалению, мы спешим.
И
Уотсон был сконфужен. Однако, не желая признать себя виноватым, он решил избрать не оборонительную, а наступательную тактику.
— Холмс! — строго сказал он. — Я никогда не знал, что вы такой лицемер. «Сударыни! Вы нам чрезвычайно помогли!» Нечего сказать, хороша помощь!
— Вы держитесь так, словно это была моя идея, а не ваша, — усмехнулся Холмс. — Впрочем, не растравляйте себя понапрасну. Я ведь правду сказал: эти дамы действительно помогли нам.
— Ах, милый Холмс, — сразу изменил тон Уотсон. —
Не старайтесь подсластить пилюлю. Мне, право, искренно жаль, что я понапрасну завлек вас на свидание с этими двумя болтушками.
— Понапрасну? — сказал Холмс. — Нет, Уотсон! Вовсе не понапрасну. Встреча с этими двумя дамами помогла мне понять, что ключ к решению загадки именно вот в этих двух словах: властитель дум. Для их бедных птичьих мозгов таким властителем дум оказался Иван Александрович Хлестаков. Наш эксперимент не удался. Однако сама идея — порасспросить кого-нибудь из современников Пушкина — представляется мне весьма плодотворной.
— Уж не собираетесь ли вы повторить этот эксперимент еще раз? — спросил Уотсон.
— Вы угадали! Только теперь мы отправимся не к гоголевским дамам, а… — Холме на мгновенье задумался. — Да, лучше не придумаешь! Мы отправимся к пушкинской Татьяне!
Татьяна сидела у распахнутого окна, выходящего в сад. Слегка кашлянув, чтобы как можно деликатнее дать знать о своем присутствии, Холмс негромко сказал:
— Простите великодушно, что мы решились нарушить ваше уединение.
Изумленная внезапным появлением двух незнакомцев, Татьяна встала с явным намерением указать им на дверь.
Но Холмс, не дав ей опомниться, продолжал:
— Я надеюсь, вы не откажете нам в небольшой услуге. Дело идет о сущем пустяке. Но для нас это очень важно, поверьте… Скажите, сударыня, кого из знаменитых европейских поэтов, лишь недавно отошедших в лучший мир, вы могли бы, не обинуясь, назвать властителем своих дум?
Едва прозвучал этот вопрос, как Татьяна, сразу отбросив все церемонии, заговорила живо и увлеченно, со всей свойственной ей искренностью и душевной отзывчивостью:
— О, тут не может быть сомнений! Один лишь есть на свете гений, Один звучал волшебный глас, Навеки покоривший нас. По гордой лире Альбиона Он мне знаком, он мне родной. Он свят для внуков Аполлона, Лишь он один — властитель мой!