По следу Саламандры
Шрифт:
Слишком детальные. Слишком выразительные.
У всех были подняты к небу головы и раскрытые рты.
Город поющих статуй.
Хор ужаса.
На всех лицах застыло выражение невероятного, проникающего в самые темные закоулки души страха.
Лена содрогнулась.
Но все же, все же, все же… Она двинулась вперед между этими поющими идолами. В шуме дождя и ветра ей слышался отголосок того адского воя, который, казалось, издавали изображенные здесь такие разные и такие одинаковые люди.
Воины и старики, дети
Одежда будто стекала с них. Очертания тел деревянных изваяний едва угадывались. И все они были повернуты лицами вовне, а спинами к куполу.
Лена потихоньку продвигалась вперед. Одна из статуй будто заступила ей дорогу. Это была кричащая женщина с кричащим ребенком на руках. Ее рот неестественно распахнут, как пасть медведя, а глотка — глубокая, уходящая внутрь изваяния, как пещера… И оттуда, из бездонной этой глотки, будто бы действительно, как это ни жутко, исходил тихий звук.
Повинуясь какому–то непонятному импульсу, Лена приблизила ухо к этой пасти, отодвинула капюшон и услышала, действительно услышала, так же как в ракушке можно услышать шум моря, далекий, из глубины веков доносящийся, слабый отголосок человеческого воя.
В ужасе она отшатнулась. Тут же обернулась, словно почувствовав чей–то взгляд. Статуи окружили ее со всех сторон.
— Та–а–ак, — протянула Лена, — покаталась на паровозике!
Когда в скобяную лавку вошел поздний посетитель в сюртуке цвета кирпича, хозяин и продавец Илай не обратил на него особого внимания. Вот разве что сочетание охотничьей шляпы с костюмом было странно. Но кто теперь не странен? Илай относился к человеческим странностям с большим пониманием.
Посетитель держал перекинутым через руку оливковый плащ и выглядел несколько озабоченным.
Со стороны можно было обратить внимание, что и посетитель, и продавец были одинаково тощими и сутуловатыми, будто родственники.
Но как раз на это Илай не обратил внимания. Соплеменники редко захаживали в его лавку. Их было попросту очень мало в Мире.
Человек в охотничьей шляпе встал у полок с накладными замками и рассматривал их некоторое время, как экспонаты в музейной витрине.
Потом взял один из них, самый простенький, и рассеянно повертел в руках.
Илай решил помочь позднему гостю, и после этого уже закрывать торговлю на сегодня.
— Вы выбираете замочек для сарайчика? — поинтересовался он.
Гость встрепенулся и хотел было положить замок на место, но вдруг улыбнулся и ответил:
— Да нет, скорее для дома.
— У вас что, совсем нечего взять в доме? — с еще большей иронией поинтересовался Илай.
— Можно сказать и так.
— Но так же будет не всегда, правда?
— Это настолько плохой замок?
— Не мое дело — отговаривать вас,
Он хоть и собирался закрываться, но не считал возможным изменять ради этого своим принципам. Если человек может купить самый дорогой замок, то пусть его и покупает.
— Да и дома–то у меня нет, — усмехнулся покупатель.
— И это не вечно.
— Просто я последнее время имел дело с замками. Правда, они все были по другую сторону двери.
— Я не очень понимаю, о чем идет речь… — несколько опешил Илай.
Посетитель положил замок на место и подошел к продавцу.
— Все жадничаешь, старый нетопырь, — сказал он и взглянул в лицо Илая так, что того отбросило от прилавка к полкам, расположенным за спиной.
— Флай… — выдавил он с ужасом.
— Когда ты в последний раз расправлял крылья? — продолжал посетитель.
— Тише!..
— Мы не одни?
— Одни… Но… Все же…
— Тогда прекрати дрожать, — сказал Флай. — Мне нужна твоя помощь.
— Помощь? Но я не могу…
— Ты что же, не понимаешь ничего? Не чувствуешь? — Флай с удивлением всмотрелся в лицо соплеменника, от которого, казалось, ждал большего. — Беккракер ждет. Ничто из нажитого ни ты, ни кто–либо другой не сможет взять с собой. Беккракер ждет! Очень скоро станет поздно.
— Брось… — криво улыбнулся Илай, который и рад был бы перестать дрожать, но не мог. — Это же легенда. Никто не верит и не помнит…
— А ведь ты и впрямь ничего не чувствуешь, — констатировал Флай.
— Чего я не чувствую?
— Ты знаешь, кто я?
— Ну, д–да…
— Кто я?
— Ты уводящий…
— Так я тебе говорю. Я уводящий — Флай, последний из рода… Беккракер ждет. Я чувствую его. Страх уже здесь.
— Что?! О чем ты говоришь? Я отлично помню, чего боялись наши предки. Страх всегда был с ними! Они боялись, что придет такой, как ты! — Отчаяние придало Илаю сил. — Наши деды тряслись долгими зимними вечерами, а отцы рассказывали нам страшные сказки о том, что придет такой, как ты, будет пугать и пророчить. И нужно будет бросить все нажитое и сниматься с насиженных мест. Но никто сейчас уже не верит в это. Ты никого не уведешь. Мы здесь обжились. Это наш дом. И никто уже не боится.
— Значит, все погибнут, — равнодушно сказал Флай. — А сейчас мне нужна твоя помощь.
— Порадовал старичок! — надламывающимся голосом пробормотала Лена, имея в виду полезный совет пожилого джентльмена осмотреть этот жуткий мемориал.
Статуи окружали ее со всех сторон.
Кладбище — не самое удачное место для ночных прогулок. Но на кладбище, как поется в песенке, «все спокойненько», а это место, пропитанное ужасом, столь идеально транслировало вложенное в него ощущение, что и при свете дня должно было бы вызывать только ужас.