По следу Саламандры
Шрифт:
Шмидт схватил хозяина квартиры, который закатился под стол и жалко поскуливал. Ударил несколько раз, так, чтобы вывести из строя надолго, но не убить, и ринулся на улицу, отбросив бесчувственное тело, как куклу.
Некоторое время Шмидт метался по темным улицам, рыча и клацая зубами. Ни следов, ни запаха Флая нигде не было. Шмидт, казалось, даже учуял место, где тот приземлился… Но дальше след терялся.
Сообщник?
Неужели у подлого Флая был сообщник?
Ну
Фейери не так много, а представить себе человека, который стал бы помогать этим крылатым тварям, Шмидт не мог. Это было выше его разумения.
Уставший, злой, но несколько отрезвленный дождем и успокоившийся, Шмидт вернулся в дом Илая.
Он нашел лавочника там, где его оставил.
Тот был жив, но по–прежнему без сознания. Выплеснув ему в лицо кувшин холодной воды, Давилка привел несчастного в чувство, зная наперед, что жизнь последнего с этого несчастливого момента будет содержательной, но весьма недолгой.
— Хочешь ли ты жить? — поинтересовался рутинно и обыденно Шмидт.
— Нет, — ответил Илай искренне.
Шмидт понял, что разговор не заладится.
— В таком случае, каким образом ты хочешь умереть? — поинтересовался Клаус.
— Таким, каким вам будет угодно меня убить, — не вызвав тени сомнения в честности своих слов, ответил Илай.
Шмидт покачал головой.
Волна горячей ненависти, тупой, как боль, к которой притерпелся, всколыхнулась в его сумрачной душе.
— Будет много боли и скорби, — предупредил он.
— Это досадно.
— Ты можешь облегчить свою участь.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Я знаю, что не могу облегчить свою участь, и вы это знаете. Нехорошо лгать тому, кого собираешься убить.
— Ты можешь уменьшить боль и скорбь. И приблизить смерть, сделав ее менее мучительной.
— Не могу.
— Ты понимаешь меня?
— Да.
— Ты не обезумел от страха?
— Нет.
— Тогда приготовься.
— Я готов. Только знаете ли вы, что я хочу вам сообщить?
— Не знаю…
— Вы не дождетесь от меня показного мужества. Я буду визжать и скулить и просить о пощаде, смотря по обстановке. Но я не смогу сообщить вам ничего важного.
— Похоже, ты веришь, что так и будет.
— Да.
— Это осложнит мою задачу.
— Да.
— Но что–то ты все же скажешь мне. Может быть, случайно проговоришься, когда боль помутит твой разум.
— Я не опасаюсь этого. Просто потому, что не имею ничего вам сообщить.
— Так ли? — Шмидт покачал головой с сомнением.
— Даже если без пыток я скажу вам все, что знаю… Вам это не пригодится. Все это имеет отношение только к моему народу.
Шмидт, казалось,
Он снял с головы картузик и почесал череп. Замок, пристегнутый к запястью, царапнул его руку.
Шмидт вздохнул и, положив ружье–дубинку на одно из кресел, полез в карман за ключом.
Илай настороженно косился на это жуткое оружие. На мгновение ему показалось, что он действительно может ускорить свою погибель и сделать ее менее мучительной, метнувшись за этим оружием. Но он так и не решился. Илай вовсе не был героем.
Звякнули ключи. Замок бухнулся на пол.
Шмидт воспользовался паузой для обдумывания ситуации.
Не очень–то часто ему приходилось пытать фейери. Точнее, это было всего пару раз. Но этого небогатого опыта ему хватило, дабы понять, что переубедить их можно, только предложив неоспоримую выгоду.
Клаус не был силен в психологии, не разбирался в коммерции и не знал, что такого может предложить этой отвратительной твари.
— А ведь твой дружок тебя бросил, — с другого конца решил зайти он.
— Нет.
— Что значит «нет»? — передразнил Шмидт.
— Он не бросил меня, а спас себя. И я помог ему в этом.
— Да это и есть — бросил, — удивился Шмидт. — Он мог бы попытаться иступить в бой со мною и дать тебе шанс уйти вместе с ним.
— Шанса не было, — категорически ответил Илай.
— Ну почему же? Даже мне было бы трудно возиться с двумя фейери, — неискренне возразил Шмидт, убежденный, что попытайся Флай противостоять ему — шанса у того действительно не оказалось бы.
— Он пришел ко мне за услугой. Я обещал ее. Я оказал услугу. Моя жизнь состоялась, и я могу уходить.
— Тогда начнем, не мешкая, — вздохнул Шмидт, — у меня нет охоты потратить ночь до рассвета на такую тварь, как ты.
Он взял с кресла палицу и ударил Илая по колену.
Хрустнули кости. Кровь пропитала штанину.
Илай не крикнул, а тоненько заскулил.
— Никогда не любил отрывать мухам крылья, — заметил Шмидт, — но для тебя сделаю исключение.
— Зачем крылья тому, кто уже не взлетит? — прошипел Илай, пытаясь усилием воли не позволить крови уняться, чтобы силы побыстрее покинули его.
— Куда намеревался пойти Флай?
— Куда бы ни стремился, он пойдет до конца, и никто его не остановит.
— Какая помощь ему была нужна?
Дубинка описала короткую дугу и обрушилась на плечо Илая.
Илай взвизгнул.
Он отдышался и почти спокойно ответил:
— Он сам помощь. И спасение.
Шмидт оторвал от окровавленного колена Илая его руку, судорожно комкавшую кровавую ткань брюк и сломал ему большой палец.
— Куда ты направил его?
— Не я, а предуведание ведет его. И путь его светел и верен.