По следу Сезанна
Шрифт:
Нарочитая легкость его тона не обманула Андре. Он расслышал за ней нечто большее, чем простое любопытство, и вдруг понял, что очень хочет видеть лицо Денуайе, когда тот будет рассматривать снимки.
— Проще будет завезти их вам. На следующей неделе мне надо будет посмотреть один дом в Майами, — легко соврал он, — а оттуда до Нассау всего ничего.
Денуайе попытался вежливо протестовать, но скоро они договорились. До ланча Андре просидел у телефона, заказывая билеты и пытаясь найти Люси. Ее не было дома. Возможно, франт в полосатой рубашке уговорил ее погулять по арктическим сугробам Центрального парка. А возможно, она и вовсе не возвращалась домой после вчерашнего обеда. Очень неприятная мысль, и злиться не на кого,
5
Манхэттен таял. Ночью в город прокрался теплый фронт и к утру превратил слежавшиеся кучи снега в серое жидкое месиво. Из-под куч показались неубранные мешки с мусором, и в сердцах забастовщиков пробудилась надежда. Уже скоро отогревшийся мусор завоняет, и профсоюзы, заполучив сильного союзника, смогут возобновить переговоры.
Андре вброд преодолел потоки и ручьи Западного Бродвея и перед входом в офис попытался хоть немного очистить, ботинки от налипшего мокрого снега. Люси недовольным голосом разговаривала с кем-то по телефону. Завидев Андре, она выразительно закатила к небу глаза. Он вытащил из сумки папку с фотографиями икон и устроился на диване.
— Нет, — нахмурилась Люси. — Нет, не могу. Я всю неделю занята. Не знаю когда. Послушай, меня ждут. Да, я помню твой номер. Да. И тебе того же.
Она повесила трубку, покачала головой и устало вздохнула. Андре удовлетворенно ухмыльнулся.
— Надеюсь, я не помешал, — сказал он, отлично зная, что помешал. — Это, случайно, не наш приятель в полосатой рубашке?
Люси состроила гримаску, но потом рассмеялась.
— Лучше бы я удрала с тобой, пока была такая возможность. Ну и вечер! А я-то было подумала, что он ничего. — Она запустила пальцы в свои кудряшки. — Бывал когда-нибудь в сигарном баре?
Андре отрицательно покачал головой.
— И не ходи!
— Слишком много дыма?
— Слишком много полосатых рубашек.
— И алых подтяжек?
— Алых, — кивнула Люси, — полосатых, в цветочек, с монограммами, с быками и медведями, с рецептами коктейлей. У одного парня были даже с индексом Доу-Джонса. Они, когда напиваются, снимают пиджаки. — Она поежилась. — А откуда ты знаешь про подтяжки?
— На Уолл-стрит без них случился бы обвал. Большинство штанов свалились бы с владельцев. Он ведь с Уолл-стрит?
— Да уж не фотограф. — Она подсела к нему на диван и взяла папку с фотографиями. — Это из Франции?
— Угу. Хочу попросить тебя переправить их Камилле. Я спешу на самолет.
— Очень неожиданная новость. — Люси рассматривала слайды, и ее лицо постепенно светлело. — Как хорошо. И какая чудесная старая леди. Похожа на мою бабушку, только без загара. Это ее дом?
— Да, перестроенная старая мельница. Тебе бы понравилось во Франции, Лулу.
— Очень красиво. — Люси вернула диапозитивы в папку, и ее голос опять стал деловым. — Куда на этот раз?
Андре рассказал ей о звонке на Багамы, и по мере рассказа сам понимал, что, возможно, преувеличил значение ответов Денуайе, его тона и пауз в разговоре. В конце концов, француз не сказал ничего подозрительного, почти не удивился и вообще не проявил к полученной новости никакого интереса, пока не были упомянуты фотографии. И все-таки что-то тут нечисто. Андре в этом не сомневался. Почти. Наверно, именно поэтому, убеждая Люси, он, как заговорщик, наклонился к ней и говорил полушепотом.
Она слушала его, откинувшись на спинку дивана, и лишь изредка улыбалась, когда Андре начинал чересчур горячо жестикулировать. Когда разговор задевал его за живое, французская сторона натуры брала верх, и он использовал пальцы вместо восклицательных знаков, а взмахами рук подчеркивал любую фразу и каждый нюанс. Закончил Андре в классической галльской
— Я ведь только спросила, куда ты едешь, — улыбнулась Люси.
Люди, улетающие на Багамы, так радовались предстоящему теплу, что заранее сменили оперение на тропическое — они явились на посадку в соломенных шляпах, солнечных очках, ярких пляжных нарядах, а некоторые, самые смелые, — даже в шортах. И разговоры в очереди велись уже отпускные: о подводном плавании, развеселых ночных клубах Нассау и о коктейлях с экзотическими названиями, которые можно будет потягивать в баре прямо на пляже. Всех пассажиров объединяла общая, неуемная жажда удовольствий. Уже через сутки, думал Андре, большинство из них будет страдать от типичной островной лихорадки — смеси солнечных ожогов и похмелья.
Его собственные отношения с Карибами складывались не слишком удачно. Несколько лет назад, еще в первую нью-йоркскую зиму, Андре, соблазненный близостью тепла и белых песчаных пляжей, занял денег и купил недельный тур на один из малых Виргинских островов. Уже на четвертый день он готов был оттуда сбежать. Цены оказались до невозможности вздутыми, еда — пережаренной, тяжелой и невкусной, а те местные жители, с которыми он успел познакомиться, интересовались только джином и сплетнями. Все последующие, уже рабочие, визиты на другие жемчужины Карибского бассейна не заставили его изменить это мнение. Вероятно, причина заключалась в том, что небольшие острова и Андре не были созданы друг для друга. Они вызывали у него приступы клаустрофобии и несварения.
Вот потому-то в отличие от остальных пассажиров Андре не испытывал радостного предвкушения, когда пристегивался к креслу и прослушивал обращение пилота. Интересно, почему у всех летчиков всегда такие глубокие, уверенные, бархатные голоса? Может, это обязательное требование при приеме на работу, наряду с умением управлять самолетом и нормальным артериальным давлением? Или дикция и владение голосом входит в программу курсов усовершенствования? Самолет тем временем набрал высоту и летел по безупречно синему небу. Андре расстегнул ремни и попытался вытянуть ноги, насквозь промокшие после форсирования нью-йоркских луж. Хотя бы от этого он будет избавлен на ближайшую пару дней.
От солнечного света, заливавшего аэропорт Нассау, сразу же заболели глаза. Полуденная жара облепила его, как мокрое полотенце, и зимняя одежда моментально пристала к спине и груди. Андре попытался найти среди пожилых «шевроле» такси с кондиционером, потерпел неудачу и всю дорогу до Купер-Кей, будто собака, сидел высунув голову наружу и жадно глотая встречный ветер.
По предложению Денуайе он собирался остановиться в здании клуба, но выяснилось, что, прежде чем попасть в это роскошное и строго охраняемое гетто для богачей, необходимо пройти некоторые формальности. Остановившись у бело-зеленого шлагбаума, шофер посигналил, и скоро грузный человек в кепи, военной форме и отполированных до зеркального блеска ботинках появился из будки и не спеша побрел к воротам. С таксистом они встретились как старые друзья, причем друзья, которым совершенно нечего делать и некуда спешить в этот приятный солнечный день. Только обменявшись всеми последними новостями, они вспомнили об Андре, потеющем на заднем сиденье. Охранник приблизился и поинтересовался, к кому он прибыл. Услышав ответ, он так же неторопливо вернулся в будку и начал куда-то звонить. Видимо получив благоприятный ответ, он кивнул, и шлагбаум медленно двинулся вверх. Такси еще раз посигналило и въехало на территорию заповедника, предназначенного только для тех, чей ВВП превышает десять миллионов долларов.