По стране литературии
Шрифт:
Губернаторов мучитель,
И Совета он учитель,
А царю он — друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он, преданный без лести
[4]
?
Просто фрунтовой солдат.
И однако среди литературных премий, подлежавших
В своем имении Грузино Аракчеев завел типографию, где печатались главным образом рескрипты императора на его имя и правила внутреннего распорядка в основанных им военных поселениях, с помощью которых временщик собирался превратить всех русских крестьян в солдат.
В «Правилах о свадьбах» Аракчеев требовал, чтобы все кандидаты в женихи подвергались испытанию в знании молитв и заповедей. Кто тверже всех их выучил, тому и следовало отдавать предпочтение (мнение невесты, разумеется, не спрашивалось).
Заботясь о «духовной пище» для жителей военных поселений, Аракчеев в 1823 году предпринял в той же грузинской типографии издание еженедельника под названием «Семидневный листок военных поселений учебного батальона поселенного гренадерского графа Аракчеева полка». Ведение этого журнала было поручено доморощенным литераторам из кантонистов и писарей, а задачей его была пропаганда идей Аракчеева в обществе.
С этой целью на страницах «Семидневного листка» публиковались рассуждения на религиозные темы и другие материалы, где жизнь в военных поселениях всячески восхвалялась.
Однако фигура Аракчеева была столь одиозна, ненависть к нему во всех кругах населения столь велика, что «Семидневный листок» никакого распространения не получил и заглох после шестого номера, не просуществовав и двух месяцев.
ИЗДАТЕЛИ БЫЛЫХ ВРЕМЕН
РУЗАЕВСКИЙ ПАРНАС
Указом от 15 января 1783 года Екатерина II, стремясь прослыть либеральной, разрешила всем беспрепятственно открывать собственные типографии. Этим разрешением воспользовался ряд богатых помещиков-графоманов, которые завели в своих имениях типографии для печатания собственных произведений.
К их числу принадлежал Николай Еремеевич Струйский. С 1763 по 1771 год он служил в Преображенском полку, но получил «абшит», т. е. ушел в отставку с чином всего-навсего гвардии прапорщика. Будучи очень богат, он выстроил в своем имении Рузаевка, Пензенской губернии, роскошный дворец, завел в нем типографию и велел обучить нескольких крепостных печатному делу.
Интересные воспоминания о нем оставил князь И. М. Долгоруков, бывший в то время пензенским губернатором:
«Струйский был оригинал в своем роде. Пристрастившись к стихотворству, он имел у себя собственную вольную типографию и в ней отпечатывал все свои сочинения. Тиснение в ней было доведено до наилучшего тогда в России искусства. Он подносил Екатерине разные свои труды, и она изволила
...Сочинения его рассмешили бы мертвого. Потешнее, после «Телемахиды», ничего нет на свете. Как о сочинителе стихов, я о нем не сожалел нимало, ибо он писать их совсем не умел, и щеголять имел право более их тиснением, нежели складом. Правописание и пунктуация у него были свои, особенные. Сочинения его до крайности плохи мыслями и путаницей речи».
Действительно, даже современники Струйского могли лишь пожимать плечами, читая такие строки:
Как буду я забвен у время,
Поя Петрово славно племя...
«Странен он был,— продолжает Долгоруков,— в образе жизни, в обращении, в одежде, в правилах, во всем.
Дом его в деревне был высок и огромен; в нем на самом верху он отвел себе кабинет и назвал его Парнасом. Там он предавался своим вдохновениям пиитическим. В сие святилище никто не хаживал, ибо, говорил он, не должно метать бисер перед свиньями. Все обращение его было дико: он носил с фраком парчевой камзол, подпоясывался розовым кушаком шелковым, обувался в белые чулки, на башмаках носил бантики, повязывал длинную прусскую косу».
«Я к нему приехал раз с женой, и он, показывая ей свою типографию, вдруг при ней велел тиснуть стихи, сочиненные им на ее приезд, и поднес ей экземпляр, напечатанный на атласе».
Другой современник Струйского рассказывает:
«По стенам его Парнаса были расставлены статуи Аполлона и девяти муз, развешано разное оружие. Там он принимал и старосту с докладами по хозяйству, и чинил суд и расправу над своими крепостными. У него была типография, в ней печатал он без всякой цензуры свои безвредные сочинения. Типография была превосходная: шрифт чистый и красивый, александрийская клееная бумага, прекрасно вырезанные на меди виньетки. Едва ли какая книга того времени была выдана так чисто, красиво и даже великолепно».
Печатал Струйский только свои сочинения, в продажу их не пускал, а раздавал сыновьям, знакомым и разным высокопоставленным лицам. Книжки, изданные силами крепостных в этой типографии, являются ныне большой библиографической редкостью.
«Сумасшедший издатель», как его называли, был таким страстным поклонником Екатерины II, что, узнав о ее кончине, заболел горячкой, лишился языка и вскоре умер. Оборудование его книгопечатни наследники продали Симбирской губернской типографии.
В одной из черновых рукописей Г. Р. Державина есть эпитафия этому чудаку:
Средь мшистого сего и влажного толь грота
Пожалуй, мне скажи, могила это чья?
Поэт тут погребен, по имени — струя,
А по стихам — болото.
ИЗДАТЕЛЬ-ВОЛЬТЕРЬЯНЕЦ
К числу издателей екатерининской поры принадлежал один из предков знаменитого композитора — Иван Герасимович Рахманинов (ок. 1755—1807). Он происходил из старого дворянского рода, получил хорошее образование и не чуждался литературы. Любимым его писателем был Вольтер, многие сочинения которого он перевел.