По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
Здесь растительность прекратилась; попадались в распадках холмов только отдельные экземпляры Brachanthemum fruticulosum DC., Cotyledon thyrsiflora Maxim., Zizyphora clinopodioides var. media Benth. и Allium sp.? Вместе с тем появились здесь и памятники былого, относимые Сарымсаком к джунгарскому времени. Это были могильные насыпи в виде квадратов, сложенных из обросших уже лишаями камней (кэрэксуры); их было несколько десятков, и некоторые из них отличались особой величиной. Тут же попадались и прислоненные к скалам полукруглые, выложенные из камня, ограды, в один метр высотой, – современные постройки, приют зимующих здесь со своими стадами баранов таранчей и киргизов.
Несколько
Не проехали мы и трех километров от последнего поворота долины, как опять появились отделявшиеся от нее в стороны рукава. Одновременно горы понизились, а долина покрылась густо росшей травой, доходившей местами нам до колен. Тут, наконец, мы увидали архаров, но, к сожалению, они заметили нас также и скрылись раньше, чем мы успели спешиться и подойти к ним на прямой выстрел. Но я и не подумал о их преследовании! Все, до сих пор виденное, поразило меня в такой мере своей неожиданностью, что на изучении местности я сосредоточил теперь все свое внимание.
При виде расстилавшихся к югу низких холмов являлся невольный вопрос: куда же, наконец, делся сопровождавший нас до сих пор могучий Богдо-олинский хребет (Эдэмэк-даба), еще к западу от Му-лэй-хэ сверкавший своими бесчисленными снеговыми вершинами? Его здесь не оказывалось; разъяснения же Сарымсака еще более смущали и волновали мой ум. По его словам, дорога, по которой мы теперь ехали, в калмыцкие (джунгарские) времена была большой арбяной дорогой, соединявшей Нань-лу и Бэй-лу. Действительно, присмотревшись, я ясно стал различать на ней следы старых колей. Влекомый интересом дальнейших открытий, я ехал все дальше и дальше, пока не достиг, наконец, точки, откуда ясно намечался спуск вниз, к дороге, соединяющей Хами и Турфан. И тут к югу хребта не было видно, и тогда как к северу возвышались отдельными массивами скалистые группы (гольцы), здесь невысокими грядами тянулись только холмы.
Чтобы рассмотреть общую картину всей окрестной горной страны, я решился подняться на одну из скалистых вершин, значительно поднимавшуюся над дном долины; подъем был нелегок, местами камень обледенел, и нога с трудом удерживалась на скользкой поверхности; но когда, наконец, я достиг своей цели, то открывшаяся взору картина вполне вознаградила за труд. Все пространство, километров на сорок к востоку, было как на ладони и производило эффект панорамы. Понижение местности в эту сторону оказалось весьма значительным и оценивалось на глаз, примерно, в 4000 футов (1220 м); северные и южные склоны этого понижения образовывали как бы бока воронки, центр которой приходился на расстоянии 25 км впереди против меня, причем северное заложение отлогости было раза в четыре длиннее южного.
По
Местность к северу маскировалась скалистыми отрогами, а к югу – бесплодным, заиндевевшим и усыпанным мелким щебнем, обширным (свыше 16 кв. км) полем плоской вершины, из-за которой не высовывалось ни одного пика или другой какой-либо вершины. Зато весь юго-восток был открыт, и только в эту сторону котловина имела выход, и в этом направлении далекий горизонт мешался с фиолетовыми тонами дали. Из сопоставления всего вышесказанного нельзя было не вывести заключения, что я находился на одной из выдающихся точек восточного конца Богдо-олинского хребта.
Вечерело, однако. Косые лучи заходящего солнца уже начинали золотить далекие вершины Хаминского Карлык-тага. До сумерек было уж близко, а мне хотелось осмотреть еще местность к северу от вершины, на которой я теперь находился. Следовало спешить. И вот я, еще раз осмотревшись и взяв несколько азимутов, почти бегом спустился к ожидавшим меня внизу лошадям. Отсюда мы с трудом вскарабкались на противоположный скалистый кряж и, спустившись, очутились в узком ущелье, которое, часа через два скорой езды, и вывело нас на колесную дорогу из Пичана через перевал Улан-усу в Баркюль. На бивуак мы прибыли к 8 часам вечера.
Этой поездке предшествовала охота на архаров, хотя также не увенчавшаяся желанным успехом, но интересная в том отношении, что брату удалось вблизи наблюдать интересного и редкого в Тянь-Шане зверя – красного, или альпийского, волка (Canis alpinus Pall.).
Вот как он описывает эту охоту. Это было в одном из боковых ущелий, открывающихся в долину Кичи-Улан-усу. Архары спокойно паслись или лежали на пологом склоне горы, и мы, заметив их, готовы были уже приняться за их обход со стороны гор, когда вдруг внимание ваше привлечено было странным животным, очевидно, тоже охотившимся на них. Расстояние между ним и нами не превышало и 300 шагов, что давало нам полную возможность следить за ним, не упуская из виду ни одного из его движений. Конечно, я признал в нем тотчас же красного волка (Canis alpinus Pall.). Мы засели за щебень и выжидали.
Три архара, подогнув под себя ноги и вытянув впереди шеи, не чуя близкой опасности, спокойно дремали на небольшом уступе скалы, круто обрывавшемся в нашу сторону стеной до 2,8 м высотой; покатый склон сбегал с него слева и в виде аппарели круто загибался под стенку. Этой-то покатостью и решился воспользоваться четвероногий охотник для того, чтобы, прикрываясь стенкой, незаметно подкрасться к дремавшим архарам. Вытянувшись во всю длину своего тела, с прижатой к земле мордой и вытянутым хвостом, он показался нам очень крупным животным. Цвет его шерсти был однотонный – красный, только в пахах шерсть казалась немного светлее; вообще же в лежачем положении это была огромная лиса с окраской темных лисиц, каких, кстати сказать, здесь не встречается.