По субботам не стреляю
Шрифт:
– Маринка, – ни с того ни с сего проговорила я, – а помнишь, мама как-то сказала, что, может, дело не в том, что Никита кому-то мешал, а в том, что кому-то он был нужен мертвым?..
– Помню, – кивнула сестра. – Ну и что?
– Ничего, – пробормотала я. – Сама не знаю...
В эту минуту зазвонил телефон.
– Не пойду, – заявила я, с ненавистью глядя на телефонный аппарат. – Это Костя.
– Почему именно Костя? – удивилась сестра. – Как будто, кроме Кости, и позвонить некому!
– Подойди, я тебя прошу, – прошипела я. – Меня нет дома.
Сестра покорно сняла трубку. Через минуту она протянула ее мне и, прикрывая рукой
– Это тебя. Какой-то мужик. Незнакомый. Иностранец.
Я взяла трубку.
– Добрый день, – сказал удивительно приятный мужской голос с ярко выраженным венгерским акцентом. – Моя фамилия Лендел.
– Добрый день, – растерянно ответила я. Надо же – я ведь опять успела забыть о нем напрочь!
– Могу говорить по-венгерски? – спросил он.
– Да, пожалуйста, – я перешла на венгерский.
– Вы оставили сообщение...
– Да, – сказала я. – Но я звонила не от своего имени. Меня просил об этом агент Добрынина – Антон. Он был напуган вашим исчезновением, пытался позвонить вам в Будапешт, но ему отвечали по-венгерски. Если не возражаете, я дам вам его телефон...
– У меня есть его телефон, – сказал Лендел. Потом он немного помолчал и внезапно огорошил меня следующим вопросом: – Скажите, Ирина, у вас рыжие волосы?
– Да, – тупо ответила я. – А что? Какое...
– Не сердитесь, ради бога. Я просто хочу понять, с кем говорю... Значит, вы – та самая Ирина... это про вас Добрынин пел: «Костер твоих волос»...
Я молчала, ожидая продолжения.
– Он говорил мне, что у него есть... э-э... подруга, – кажется, так он выразился, – которая знает венгерский язык. М-да... Костер... Значит, это с вами разговаривала моя дочь...
«Ненормальный? – пронеслось у меня в голове. – Какая еще дочь?»
– Так может быть, вы позвоните Антону? – робко предложила я. – Он волнуется: думает, с вами что-то случилось...
– Позвоню обязательно, – твердо пообещал он. – Потом. А пока, если можно, поговорю с вами. Аги меня просила. Она чувствует себя виноватой. Особенно перед вами...
«Аги? Господи, кто это – Аги?» – лихорадочно соображала я.
– Да я и сам хотел, – продолжал он. – Видите ли, мне кажется, вы тот самый человек, с которым мне нужно поговорить...
Интересно, почему это именно со мной? Может, дело в том, что я говорю по-венгерски? Людей, которые его знают, на свете не так уж много, и к ним у венгров особое отношение...
– Говорите, – недоумевая, согласилась я.
– Я понимаю, что мой внезапный отъезд мог показаться странным, если не подозрительным, но у меня не было выхода. Антон, вероятно, сказал вам, что я приехал в Москву, чтобы окончательно договориться о гастролях Добрынина. С нашей стороны все было готово. Мы даже издали что-то вроде либретто – перевод самых известных песен на венгерский. Я привез ему показать... Программа была готова. Собственно, все дела можно было кончить в один день... Но я решил задержаться... Дело в том, что я приехал в Москву не один, а с дочерью... Она школьница, ей шестнадцать лет. Моя жена была русская, она умерла десять лет назад. Аги говорит по-русски, но плохо. Пока жена была жива, они каждое лето ездили в Россию, а после ее смерти девочка не была там ни разу. Поэтому я решил взять ее с собой. На свою голову... Понимаете, у нее к России совершенно особое отношение. Россия для нее связана с матерью, с детством, со сказками... Не просто страна, а какое-то тридевятое царство... Теперь представьте себе: приезжает
И тут я догадалась. Так вот что казалось мне знакомым! Акцент. Она говорила с венгерским акцентом.
– В костюме цыганки? – спросила я. – Она нарочно отпугивала от него женщин?
– Теперь вы поняли? – ответил он вопросом на вопрос. – Мне необходимо было ее увезти – я просто не мог поступить иначе. Она была в таком состоянии... Я всерьез опасался за ее психику. Нужно было срочно увезти девочку из этого кошмара. Я надеялся, что дома она придет в себя. И кроме того... Если бы как-нибудь всплыло, что она тогда болталась около того самого дома, с ней наверняка захотели бы побеседовать, а она, видит бог, была не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы. Она могла просто не выдержать. Вот почему я уехал. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – ответила я. – Вполне. И как она сейчас?
– Очень сильно потрясена. И все-таки дома она немного пришла в себя – мне так кажется по крайней мере. Правда, время от времени повторяет, что накликала беду своими пророчествами... С Антоном она разговаривать побоялась и притворилась, что не понимает по-русски.
– Все ясно, – сказала я. – Ну что ж... Спасибо за информацию.
– Не за что, – ответил Лендел. – Не знаю, какой в этой информации толк... Во всяком случае, я свое дело сделал. Спасибо вам, Ирина, что выслушали.
Я собиралась попрощаться и положить трубку, но в этот момент сестра, успевшая по моим репликам реконструировать картину, быстро написала что-то на бумажке и подсунула ее мне под нос. «Спроси, видела ли кого-нибудь. И про концерт», – прочитала я. В самом деле – могла бы и сама догадаться!
– Господин Лендел... – начала я.
– Просто Ласло, – перебил он.
– Хорошо – Ласло. Скажите, пожалуйста, Ласло, ваша дочь... она видела кого-нибудь, кто выходил бы из дома после меня?
– Нет, Ирина. Она ушла сразу следом за вами. Иначе она не успела бы к моему приходу.
– И еще одно... Вы были на последнем концерте Никиты?
– Да. Он пригласил нас. Мы сидели в первом ряду.
– Ну так, – сказала я, положив трубку и пересказав сестре подробности разговора. – Еще одна исповедь. Сперва – еврей, потом – венгр... Отчего это мне так везет, хотела бы я знать? Может, во мне есть что-то от исповедника? Ну, ладно... Хоть что-то прояснилось, слава тебе господи. А то – одни загадки и ни одной разгадки! Неизвестно, правда, что с этой разгадкой делать, но все-таки... И как это я сразу не сообразила, что у нее венгерский акцент! Вот растяпа! А, между прочим, заметь, сколько в этой истории всяких лингвистических штучек: цыганкин акцент, потом этот e-mail с разной транслитерацией... Погоди, что-то я должна была сделать?.. Ах да, Антону позвонить, я обещала...