По тонкому льду (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Где он? – не скрывая волнения, спросил Дим-Димыч.
Кладовщик включил свет, и на боковой полке мы увидели элегантный желтый чемодан, перехваченный двумя ремнями. Он!.. Не могло быть сомнений! Впрочем, другого чемодана на полках не было; рядом с ним стоял деревенский сундук и бак для варки белья. И, кажется, еще какая-то корзина. Но это нас уже не интересовало. Пульс мой зачастил, что бывало всегда, когда судьба выводила меня на горячий след.
– Вот он, – показал кладовщик и с помощью Мигалкина одной рукой стал снимать чемодан с полки.
– Кто сдал его? – осведомился Дим-Димыч.
– Мужчина
– Когда сдали?
– А у меня есть корешок квитанции. – Кладовщик порылся в настольном ящичке среди бумаг, отыскал, что нужно, и подал нам: – Вот, пожалуйста… Двенадцатого февраля… Фамилия Иванов… Оценен в сто рублей… Сдан на трое суток…
– Закройте дверь, – попросил Дим-Димыч. – Нам надо познакомиться с содержимым чемодана.
Чемодан был заперт на два замка, но они довольно легко поддались. Не без волнения я поднял крышку. Внутри оказались: шерстяная серая шаль, три носовых платка, пара теплых женских чулок, кожаный поясок, прочно закупоренная и перевязанная бинтом банка с вареньем, отрез синего шевиота, чистая ученическая тетрадь в клетку и томик Чехова. И все.
Мы прощупали до ниточки каждую вещь, убедились, что закрытая банка, кроме вишневого варенья, ничего не содержит, и, явно расстроенные, уложили все обратно в чемодан. Я уже готов был захлопнуть крышку, как Мигалкин сказал вдруг:
– А что, если еще раз полистать книгу?
– Полистайте, – унылым голосом разрешил Дим-Димыч.
Мигалкин взял томик Чехова и начал перелистывать каждую страницу, изредка поплевывая на пальцы. Он искал надписи или пометки. Не знаю, как Дим-Димыч, но я не ожидал каких-либо открытий, однако не отводил взгляда от быстро работавших пальцев Мигалкина.
Стоп! Что это? Из томика Чехова выпала на цементный пол какая-то бумажка размером в листок отрывного календаря.
Я быстро поднял ее и подошел поближе к электролампочке.
Счет… да, это счет. Ресторанный счет, какие официанты обычно предъявляют клиентам…
Благодаря этому жалкому листочку бумаги мы предали забвению план, разработанный нами же самими и утвержденный Кочергиным, и, не заглянув даже в районный центр, первым проходящим поездом выехали обратно.
Младшему лейтенанту Каменщикову через Мигалкина мы послали письмо. Просили установить наблюдение за складом, возможно, «Иванов» пожалует за чемоданом. Напомнили и о трупе женщины – пусть по-прежнему хранят его на леднике.
28 февраля 1939 г.
(вторник)
– Любопытная подробность, – сдержанно проговорил Кочергин, всматриваясь в лоскуток бумаги. – Очень любопытная. Что же вы думаете по этому поводу?
Я и Дим-Димыч думали всю дорогу. Благо, что удалось сесть в совершенно пустое купе и никто не мешал нам высказывать догадки, предположения, спорить, опровергать нами же выдвинутые планы и тут же вырабатывать новые.
Мы выложили свои соображения. Счет вырван из блокнотной книжечки, какие обычно бывают у официантов. Вырван неровно, линия отрыва нарушена. От названия ресторана сохранились лишь четыре последних буквы – «наль». Это очень существенно. Думать, что это московский «Националь», наивно, ибо в правом нижнем уголке счета ясно виден текст, набранный
«Областная типография… заказ номер… тираж…» Не станет же московский ресторан заказывать себе бланки счетов в областном городе!
Далее. По наименованию блюд, перечисленных в счете, можно предположить, что это был ужин, а не обед и не завтрак, а по количеству блюд – что в нем принимало участие пять персон. Еще деталь: из пяти персон две были дамы. Почему? А вот почему: в счете названы бутылка муската, наряду с бутылкой водки, два пирожных «эклер», две плитки шоколада, две порции мороженого. Мужчины редко к этому прибегают. Еще подробность: ужин был обилен и продолжителен. Об этом говорит смена порционных блюд и итоговая сумма. И, наконец, самое главное – дата под счетом. Ужин состоялся десятого февраля. Хотя год и не поставлен, но, не боясь ошибки, можно дописать цифру – 1939.
Коль скоро компания ужинала десятого, а двенадцатого чемодан оказался в самой глубине нашей области, то можно, да и следует думать, что ресторан с окончанием на «наль» находится где-то в ближайшей округе.
Если мы узнаем местонахождение ресторана, нам нетрудно будет по почерку отыскать официанта, обслуживавшего столик. Возможно, он запомнил своих клиентов.
– Резонно! – одобрил Кочергин. – Но не следует быть твердо уверенным, что жертва или убийца непременно участвовали в ужине. Так?
Я кивнул. Я умел быстро соглашаться с доводами начальства, а Дим-Димыч возразил:
– Ну, если оба не участвовали, то уж во всяком случае она-то в ресторане была. Чемодан, судя по вещам, принадлежит женщине.
– Возможно, и так, – кивнул Кочергин. – Будущее покажет.
Когда наш доклад был исчерпан, Кочергин предложил нам посидеть в его кабинете, а сам пошел к начальнику управления.
Вернувшись, он сказал:
– Осадчий не в особом восторге от вашей поездки, но наметки одобрил. Зайдите к дежурному по управлению и от имени Осадчего передайте приказание: пусть повиснет на телефоне, обзвонит все соседние управления и выяснит, в каком городе имеется ресторан с названием, оканчивающимся на «наль». Все! Вечер в вашем расположении. Отдыхайте!..
Дома я принял ванну и в расслабленно-блаженном состоянии в теплом халате лежал на диване, покручивая регулятор радиоприемника.
Чужеземная музыка нравилась Лидии и даже теще, и я, блуждая в эфире, выискивал для них экзотические танго и блюзы.
Вдруг зазвонил телефон. Я вскочил с дивана и схватил трубку:
– Лейтенант Трапезников слушает…
Говорил капитан Кочергин. Дежурный по управлению связался пять минут назад с Орлом, и оттуда сообщили что у них имеются гостиница и ресторан с окончанием на «наль» и полным названием «Коммуналь».
– Значит?.. – начал было я.
– Значит, приходите сейчас в управление, – закончил за меня Кочергин, – получайте документы и езжайте в Орел. Я туда позвоню, и вас встретят.
– Я один?
– Почему один? Брагин тоже!
– Слушаюсь, – и я повесил трубку.
Сборы заняли несколько минут.
1 марта 1939 г.
(среда)
Утром мы с Дим-Димычем были уже в Орле и обосновались в приличном, но без удобств номере гостиницы «Коммуналь».