По ту сторону Барсума...
Шрифт:
Говоря так, она понемногу придвигалась ко мне. И мне не оставалось ничего, кроме как обнять её и уложить на шелка и меха постели. Я любил Дею Торис всем сердцем, всей душой, но здесь, в этом странном искаженном мире не было МОЕЙ Деи Торис. Была женщина с её лицом, улыбкой, но порочная до мозга костей, настолько, что делила с моим двойником одного любовника и развлекалась с одним на глазах у второго. Файдора же была так близко, её красота и прелесть могли тронуть самое черствое сердце. Даже в моем мире её жестокая ипостась произвела на меня сильное впечатление, что уж говорить о нежном ангеле, доверчиво обнимающем сейчас мою шею.
— Я не могу обещать тебе, что останусь здесь, с тобой, — сказал я, глядя в большие нежные глаза девушки, — я попытаюсь вернуться в мой мир, чего бы это ни стоило. Ты прекрасна, но…
—
Это устраивало меня как нельзя лучше, хотя сердце кольнула ревность к возможному сопернику. Я увлек белокожую красавицу на ложе, и то, что случилось между нами, было прекрасно. Но я умолкаю, ибо её щедрость была несоизмеримо больше моей скромности.
Проснувшись, я не нашел Файдоры рядом. Однако я заметил лежащие у постели доспехи и два меча, короткий и длинный, а также радиевый пистолет с запасом пуль. Ко всему этому прилагалась записка, написанная тем барсумским алфавитом, что был уже мне знаком.
«Флаер починен и ждет тебя в третьем секторе».
Я быстро оделся и подобрал оружие. Сердце мое колотилось как сумасшедшее. Я поспешил в ангар и нашел там моё краденое суденышко. В нем был запас воды и сушеных фруктов.
Флаер уносил меня в темное небо. Впервые за долгое время я был спокоен. Предстояла битва, возможно, самая сложная в моей жизни, битва с самим собой. Я не был уверен ни в чем, и меньше всего — в том, что Матаи Шангу удастся создать резонатор и отправить меня обратно на мой Барсум. Что ж, будущее покажет, пока же я направил свой маленький кораблик в сторону, где, согласно картам, находился Гелиум. Там меня ждал монстр с моим собственным лицом…
…………………………………………………
На этом обрывается послание, полученное из неизвестного источника мной, Джоном Аэрисом, правнуком Карториса, изобретателя генераторов кислорода. Благодаря этим изобретениям жизнь на Барсуме продолжалась, хотя его обитателям пришлось перебраться в гигантские подземные города, созданные древними цивилизациями. Остается уже не так много тех, кто помнил Джона Картера, принца Гелиума, моего великого предка. Иногда мне хочется до безумия вновь, как это удалось моему прадеду, пронзить пространство и время, отправившись в странное путешествие. И я мечтаю опять услышать ровное течение мыслей того, кто вершил историю Барсума, и, быть может, узнать о его дальнейшей судьбе. Но приемник молчит, и я не знаю, вспыхнет ли когда-нибудь радиевая лампа, возвещая о том, что Джон Картер жив по другую сторону Вселенной.
========== Глава3: Странная встреча. Город крылатых людей. ==========
Мой небольшой корабль бесшумно рассекал черноту ночи. Хлорус и Турия ещё не сменили на небе неяркое солнце, и единственным источником света в моем распоряжении был небольшой радиевый фонарь, дававший достаточно его, чтобы я мог сверять показания приборов. Мысли мои были невеселы. Тоска теснила моё сердце, тоска по Барсуму и Дее Торис, и, как ни странно, тянущая грусть по городу ученых и его обитателям. В памяти всплывало нежное личико Файдоры, её грустные глаза, полные непролитых слез. И всякий раз, как я возвращался к этим воспоминаниям, сердце мое ныло, словно по нему полоснули мечом. Прошла неделя с того дня, как я покинул гостеприимную долину, растерянный, взбудораженный и все же полный решимости идти до конца.
Рассвело довольно быстро, длинные тени пролегли по мертвой алой долине, над которой пролегал мой путь. Снизившись, я летел почти над самой землей, на высоте не более трех метров, всматриваясь в каждый камешек и каждый холмик. Кое-где росли чахлые кусты неизвестного мне растения с острыми иглистыми листьями, лишь один раз мне попались небольшие плодовые деревца аккры, из которых красные марсиане добывали вязкую сладкую патоку, заменявшую мёд. Обрадовавшись этому пополнению в мой скудный рацион, я опустил корабль к дереву и сделал несколько надрезов мечом, подставив один из непроницаемых мешков для воды, который успел уже опустошить. Стоя возле
Наполнив мешок древесным медом, я крепко запечатал горлышко и приготовился уже взлетать, когда увидел зрелище, заставившее меня замереть с открытым ртом. Редкие красноватые облачка плыли по небу — редкое зрелище в разреженной атмосфере Барсума. И среди этих облаков схватились не на жизнь, а на смерть три птицы. То есть поначалу мне показалось, что то были птицы. Они были далеко, но не настолько, чтобы я не мог рассмотреть, как две из них атакуют третью. Потом, видимо в пылу схватки, они спустились ниже, и я с изумлением понял, что передо мной некая странная разновидность человекообразных созданий. От обычных красных марсиан они отличались тем, что имели могучие крылья. У атакующих крылья были угольно-черными, у жертвы — жемчужно-серыми в черных пятнах, сверкавшими в тусклом свете здешнего солнца. Один из чернокрылых обошел противника и попытался напасть сзади. Ему удалось бы это, не будь меня. Позабыв обо всем на свете, я напряг свои земные мышцы и совершил, наверное, лучший прыжок в своей жизни. Я взлетел на высоту почти сто футов, врезавшись в бесчестного чернокрылого и, видимо, сломав ему крыло. Кувыркаясь, он полетел вниз, а я приземлился на одну из скал, едва не разрезав ногу об острый выступ. Не раздумывая долго, я снова прыгнул, метя во второго чернокрылого, который сильно теснил своего противника.
Мой маневр удался, я отбросил его далеко от светлого воина, но сам едва не погиб при этом. Я летел вниз следом за падающим чернокрылым, который изо всех сил пытался перевернуться в воздухе. Но правое его крыло повисло бессильным лоскутом. Я на миг прикрыл глаза, чтобы не видеть, как шлепнется его тело на каменистую землю. Но когда открыл их, он все ещё падал, отчаянно взмахивая уцелевшим крылом. А внизу, в красноватом грунте открылась гигантская воронка, в центре которой я увидел черный глянцевый глаз и две жадных клешни.
Существо, подстерегавшее добычу на дне ямы, было скорее легендой моего Барсума, хотя не раз я встречал его изображения в книгах и на стенах мертвых городов. Оно звалось бракси и было чем-то вроде муравьиного льва, только размером с кита. Жертв своих оно не убивало сразу, а впрыскивало яд и медленно переваривало, оставляя в живых насколько можно дольше. Не отдавая себе отчета, я сделал то, что мог сделать в этой чудовищной ситуации. Кем бы ни был чернокрылый воин, такой чудовищной смерти не заслуживал никто. Прыгнув, я успел встретиться взглядом с отчаянными темными глазами, а потом крепко вцепился в тонкое гибкое тело и, оттолкнувшись обеими ногами от глянцевого глаза, взлетел на край воронки. Скрипучий визг монстра заставил меня передернуться. Откатившись от края бездны, я вскочил на ноги, едва не улетев на полсотни футов от чернокрылого. Он кое-как поднялся, ковыляя и волоча разбитое крыло. Я успел рассмотреть его: телосложением он был похож на обычного развитого мужчину, разве что грудь и плечи его было намного шире талии и бедер. Длинные мускулистые руки и ноги были совсем человеческими, как и молодое приятное лицо. Воин растерянно смотрел на меня, держа в руке короткий меч, но не спеша нападать. Торжествующий крик донесся до нас, и чернокрылый воин повернулся, провожая взглядом улетающего светлого. Когда он снова взглянул на меня, в его глазах было столько чувств, что выделить что-то одно казалось трудным. Волоча крыло, он шагнул ко мне с горестным клекотом.
— Он бежал! Что ты наделал, бескрылый! Боги, теперь Иксатлан обречен!
Я смотрел в открытое изможденное лицо, большие коричневые глаза.
— Вы напали вдвоем на одного, — сказал я, чувствуя, тем не менее, что совершил какую-то роковую ошибку. — Я принял сторону слабейшего.
— Этот слабейший был подлым шпионом Зеркса и Джона Картера! — в голосе молодого воина слышалось глубокое отчаяние. — О боги, Иксатлан обречен… и ты убил Тискуана…
Он попытался было взлететь, но не смог, выронил меч и сел на красную землю, закрыв лицо руками. Плечи его задрожали. Невыносимо было видеть плачущего от горя мужчину, самое черствое сердце не вынесло бы этого зрелища.