По ту сторону избушки
Шрифт:
– Три года, говорят, но, может, и раньше вернется, – Аглая Семеновна достала из огромного ридикюля носовой платок, обвязанный по периметру крючком, и утерла слезы. – Я уж ему и шарф теплый сложила, и носки шерстяные. Конфет его любимых купила да чаю. Хотела еще сигарет с собой дать и денег немного, но не взял. Сказал, что не надо. А мне, знаешь, все на сердце спокойнее было бы, если б знала, что хоть чуть-чуть денег у него там есть с собой.
Валентина Митрофановна согласно кивнула и отложила спицы в сторону.
– Эх, а мой всего-то месяц побыл дома и снова на семь лет отбыл. Я вот невестке сколько раз уже говорила, что домом надо заниматься
Аглая Семеновна взяла поближе рассмотреть вязание своей подруги по несчастью. Чередование лицевых и изнаночных петель, да еще с накидами, формировало причудливый орнамент из ромбов на вязаном пледе. Недовязанный край ласковым котенком свернулся на коленях.
– А помнишь, Митрофановна, как мы с тобой тут познакомились? Это сколько лет-то уже прошло? Лет пятнадцать, поди? Мой только-только в первый раз здесь оказался. А я все вокруг этого дома ходила, ждала да надеялась, что вот откроется дверь, и сыночек выйдет. А нет, хоть и впервые, а сразу два года дали.
– Помню, – вздохнула Валентина Митрофановна и достала из сумки еще один клубок. – Сама ж также туда-сюда маршировала тут, искала, где написано, что с собой сложить можно. Знаешь, вот спать ложусь и все думаю: вот знала ведь, что этим все кончится. А все одно, кажется, что не уберегла сыночку. Все в голове мысли крутятся – а вдруг в самом начале, когда только склонности эти проявляться начали, еще что-то сделать можно было?
– А что ты сделаешь? Сама ж знаешь, если склонности проявились, то все, назад пути нет. – Семеновна кряхтя поднялась со скамейки. – Ну что, пойдем, посмотрим, что ли, что там на дверях сегодня написано. Вдруг еще какую посылку отправить можно?
Митрофановна свернула вязание, убрала его в большой полиэтиленовый пакет и, опираясь на тяжелую трость, заковыляла следом за подругой.
Огромное серое здание встретило их тяжелым вздохом дежурного на КПП.
– Бабушки, милые, ничего со вчерашнего дня не поменялось. Раз новостей нет, значит, все идет как надо. Было бы что-то не так, сразу бы сообщили. У вас же дети не преступники какие, в конце концов, а астронавты! В глубоком космосе разведку ведут! Пока туда долетят, пока миссию выполнят, пока вернутся. Это ж все не один год занимает.
– Да знаем, сынок, знаем. Что поделать, так уж судьба распорядилась. Они думают только о том, как вернуться в космос, а мы только о том, как вернуть их домой. А грузовой-то когда ближайший будет до Аль, прости Господи, Дебарана? Успею я плед довязать?
Космическая подстава
– Повтори, что ты сказал! – Ольга встала со стула, ее руки судорожно сжали планшет.
– Ну, понимаешь, так вышло, – Николя смотрел в стол, не поднимая головы. Его чуть оттопыренные уши отсвечивали розовым, и даже непокорный хохолок волос на затылке казался поникшим. Негромкий голос, казалось, проникал
– Оль, ну, в общем, это все я. Тогда, в девятом классе, я подлил тебе бензин в опытный образец, отчего вся конструкция взорвалась на глазах у комиссии. А на третьем курсе стравил немного кислорода из камеры, поэтому твои образцы не выжили. На практике я взломал твой аккаунт и стер часть параграфов, а у тебя не приняли отчет. И ты не успела подать документы вовремя, место в корпорации ушло мне. Ну и прочее по мелочи – тоже я.
Ольга выпрямилась в полный рост, перекинула белокурую прядь за спину, несколько раз глубоко вдохнула и прошла к стенному сейфу. Дверца отъехала с легким шипением, и на свет появилась пачка конвертов. Ольга развязала перетягивавшую их ленту и стала один за другим швырять на стол.
– Отказ из космогимназии, куда я хотела пойти в десятый класс. Отказ кафедры космобиологии зачислить меня на углубленную программу. Отказ корпорации принять меня на работу хотя бы стажером. Я была готова работать на них бесплатно, но даже так они меня не взяли. Я мечтала работать с иноземными образцами, исследовать новое, но у меня ничего не вышло, меня никуда не взяли. А самое паршивое знаешь что? Что мои родители в меня не верили! Они считали меня неудачницей, неспособной на работу в космосе. Отец мне так и говорил: «Оля, пойми, космос – это не игрушки! Посмотри на себя, вечно у тебя что-то взрывается, не сходится или чего-то не хватает. Таких, как ты опасно пускать в космос». Я уже почти смирилась с тем, что я лузер, у меня ничего не выходит на практике, хотя теоретические выкладки верны на сто один процент. И тут приходишь ты и заявляешь мне, что все это время подставлял меня? И все мои работы были безупречны? И я могла работать в космосе, исследовать новые миры? И всего этого меня лишил ты? Николя, как? Как ты мог? Это же не просто космическая подстава, у меня слов нет. А главное, с чего ты вдруг решил сознаться? Думаешь, сейчас мне от этого легче?
Николя начал крутить в пальцах чайную ложку, отстукивая нервный ритм по краю чашки.
– Оль, понимаешь. Тут такое дело. Ты знаешь, я вернулся недавно с Альдебарана, мы привезли оттуда новые образцы фауны. Наш отдел космомикробиологии не может выдать по ним заключение, там очень странное сочетание параметров. Наиболее реалистичной выглядит версия, что часть привезенных микробов – разумна. Не вскидывайся ты так, сам знаю, что это невозможно. Но именно поэтому нам яйцеголовые не подписывают заключение. Как руководитель миссии я привез тебе предложение о работе. Ты имеешь полное право швырнуть его мне в лицо, но, Оль, без тебя мы не справимся.
Оля закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Ей предстояло самое трудное решение в жизни.
* **
– Не могу поверить, что я это делаю. – Оля перебросила косу за спину и расписалась в очередной бумаге. – Если про микробов была шутка, то лучше бы ты умер до этого.
Николя взял у нее из рук документ, визировал своей подписью и отложил в папку на краю стола.
– Знаешь, у тебя есть полное право считать меня демоном, но блин, здесь же не о тебе речь. Мы не так давно вообще смогли определить, что вокруг альфы Тельца есть планеты. А уж тот факт, что одна из них потенциально пригодна для жизни! Сама представляешь накал в научном сообществе. Да не только научном, сейчас же весь мир следит за нашими исследованиями. Эта планета может стать первой, которую мы колонизируем, там даже глобальных работ над климатом или рельефом не требуется – прилетай и живи. С этим я шутить не готов.