По ту сторону лета
Шрифт:
Прошла неделя. Я только-только начала вставать с постели, когда она заглянула ко мне ближе к вечеру и невозмутимо сообщила, что ко мне пришел мужчина и что он развел в камине огонь. Это было 21 августа, и еще стояла летняя жара. Кто мог замерзнуть до такой степени, чтобы топить камин? Перед ним спиной ко мне сидел на полу по-турецки призрак. Призрак в потертой кожаной куртке, с длинными темными кудрями. Я мгновенно узнала грубые джинсы и кроссовки с флуоресцирующей полосой. Подойдя чуть поближе, узнала и бумажную простыню, которую он как раз бросил в огонь. Это была карта мира, испещренная черными крестиками. Я тихонько присела рядом, боясь его спугнуть. На его бледном лице плясали отблески пламени. «Я не смог», — произнес он. Бумага вдруг занялась, и карта, полыхнув,
«Люка!
Не понимаю, как ты еще можешь смотреть на себя в зеркало. Все мне вокруг говорят, чтобы я тебя забыла, потому что ты того не стоишь. Особенно родители, и мне трудно им не верить. Только проблема в том, что я не могу тебя забыть, хотя желаю этого больше всего на свете. Для ясности скажу сразу: я не стала делать аборт. Представляю, как ты взбесишься, но мне начхать. Малого я не из-за любви оставила, не думай. Просто папаша устроил мне концерт насчет религии и все такое. Сказал, пусть лучше меня считают давалкой, с которой переспал и до свидания. Сказал, сами его вырастим, этого ребенка. Без тебя, значит. Только мне кажется, что это несправедливо. С чего это я одна должна париться, а ты вроде как ни при чем? Поэтому я тебе и пишу, чтобы ты знал. Я тут заходила к твоей ведьме. Не знаю, сказала она тебе или нет. Наверно, не сказала. Не больно-то она мне обрадовалась. А я просто поверить не могла. Нет, серьезно, неужели ты на все готов ради денег? Не думала, что ты такой. Записался в домашние собачонки к старухе. Ладно, я тебе все сказала. Прощай, придурок.
Лейла».
Я снова сложила письмо, но Арно забрал его у меня и бросил в огонь. Мы смотрели, как и его пожрало пламя. Цыганка нанесла удар ниже пояса. Чтобы вернуть парня, которого она считала своим, она использовала старый как мир трюк, впрочем, самый действенный. Сообщила, что ждет ребенка, и одновременно дала понять, что он его не увидит. Что она вычеркнула будущего отца из своей судьбы. И Арно заглотил наживку «Я не хотел, чтобы меня любили. Чтобы на меня рассчитывали. Навешивали на меня обязанности. С Лейлой мы с самого начала обо всем договорились. Мы вместе, но мы свободны». Арно обхватил голову руками и повернулся ко мне: «Я не из той породы, Эжени. Я не такой, как мой папаша. Не такой, как Пер-Улов. Я не из тех, кто в случае чего берет ноги в руки. А ведь я старался. Изо всех сил старался. Хотел стать таким же гадом, как остальные. Но не смог». Я провела рукой по его волосам, и он уронил голову мне на плечи.
— У нас еще почти целый месяц. Если хочешь, конечно. А потом я уйду к Лейле.
— Когда должен родиться ребенок? — спросила я, силясь сохранить спокойствие в голосе.
— Вот-вот, по-моему.
— Тогда и тянуть нечего. Отправляйся к ней.
— А ты как же?
— Обо мне не беспокойся. Ты знаешь, где она сейчас?
— У родителей. В какой-то деревне под Марселем. У меня где-то ее адрес валяется.
— Вот завтра и поедешь.
— Не знаю, Эжени, смогу ли. Мне храбрости не хватит. Не так быстро. Ты хоть представляешь, что там начнется?
— Храбрости тебе хватит, потому что я сама тебя туда отвезу.
Он покачал головой. Губы у него были плотно сжаты, а глаза влажно блестели благодарностью и
27
«Дворники» безуспешно пытались бороться с проливным дождем. Я чудом избежала столкновения с серым «рено», откуда ни возьмись выскочившим справа. «Козел!» — крикнула я в адрес водителя. Арно проснулся и начал потягиваться, бурча что-то себе под нос. Поднял с пола бутылку газировки и долго пил.
— Далеко еще?
— Не знаю. Льет так, что я ни одного указателя не могу прочитать.
Мы были в дороге уже пять часов, а еще и половины пути не проехали. Арно включил радио. Поймал песню и стал вполголоса подпевать, постукивая рукой по приборной доске. У нас был единственный способ выдержать эту поездку — забыть на время о пункте назначения. Мы о нем и не говорили. Вели себя так, словно едем на выходные на побережье. Думать о том, что случится в ближайшие часы, после чего наша разлука станет окончательной и бесповоротной, мы не могли. Но и не думать об этом, делая вид, что критический миг так и не настанет, тоже не получалось. Арно переключил станцию. Развязный ведущий предложил слушателям задавать горячие вопросы. В студию позвонила девушка. Ее интересовало, следует ли ей сообщить матери, что она подхватила болезнь, передающуюся половым путем, хотя накануне клялась, что она все еще девственница. Кстати, спросил Арно, что новенького у Эрмины?
— Понятия не имею. Если честно, я эти две недели не подходила к телефон)'.
— Ты что, даже не знаешь, где она сейчас?
— Отцу она сказала, что поживет пока у подружки.
— Ага. Жалко, что вы с ней не ладите. Она, в сущности, неплохая девчонка.
— Да ну?
— Она чем-то на тебя похожа. Вы с ней обе знаете, что вам нужно, а на то, что об этом подумают остальные, вам плевать.
Он только что сделал мне лучший в жизни комплимент, но ему я об этом не сказала.
— Арно, можно у тебя спросить одну вещь?
— Валяй.
— Она пыталась тебя соблазнить? Ну, понимаешь… Мне как-то показалось… Тогда, вечером… Я зашла в гостиную, а там… И пепельница разбитая валялась. Она что, хотела тебя поцеловать?
— Ты что, шутишь?
Он придвинулся поближе и внимательно взглянул мне в лицо. Убедился, что я говорю серьезно, и от души рассмеялся.
— Ну, Эжени, ты даешь! Ты что, правда ничего не заметила? В тот вечер твоя стервозная дочь не собиралась меня целовать. Она пыталась дать мне по морде. Эжени, ты что, ослепла? Твоя дочь лесбиянка.
— Как?!
— А вот так. Как все остальные телки, которые предпочитают телок. Тебе не казалось странным, что у вас в доме вечно толкутся какие-то девицы?
— Но я думала… Я думала…
Он вытаращил глаза. На меня вдруг накатил приступ смеха. Я смеялась и смеялась, не в силах остановиться, пока из глаз не потекли слезы.
— Я думала, что Эрмина держит слово, которое дала отцу. Не водить в дом парней.
Дождь немного утих, и я наконец сумела прочитать на мокром указателе: «Марсель. 300 км». Быстро прикинула: еще три часа, ну может, три с половиной. Значит, пошел обратный отсчет. Арно попросил остановиться на ближайшей площадке отдыха и пересел за руль, давая мне возможность немного расслабиться. Я заняла «место смертника» и стала смотреть на быстро убегающую дорогу. Снова подступила тоска. В глаза бросился рекламный щит, натянутый между двумя приморскими соснами. «Будущее принадлежит вам» — огромными буквами обещал он.
Ты сама кузнец своего несчастья. Надо тебе было отдавать ему это письмо, из-за которого все рухнуло? Хорошо бы принять таблетку. Она бы меня успокоила. Но, уезжая, я была так уверена в себе, что оставила лекарство дома. Эти перепады настроения не укрылись от Арно, искоса наблюдавшего за мной в зеркало заднего вида. Когда он заговорил, голос его звучал вполне серьезно:
— Тебе надо продать квартиру и немножко попутешествовать. Поезжай куда-нибудь, где солнечно.
<