По ту сторону песни

Калинина Наталья

Сестра увезла на первое занятие пса, которого они впопыхах назвали Грифелем за черную и лоснившуюся после мытья Марьяниным шампунем шерсть, и Никита в ожидании их возвращения остался в квартире один. Он мог вернуться к себе, но знал, что не удовлетворится телефонным разговором и все равно примчится к сестре, чтобы выяснить, как прошло первое занятие с кинологом и удалось ли ей узнать что-нибудь об исчезновении Анфисы. Марьяна, конечно, была настроена скептически и пыталась уверить Никиту в том, что затея на самом деле – провальная. Но он не терял энтузиазма, поэтому помог сестре погрузить Грифеля в машину и даже помахал на прощание ручкой.

Только когда Никита вернулся в квартиру, нервозность овладела и им. Прослонявшись

бесцельно по небольшому, но со вкусом обставленному помещению, он выпил две кружки кофе и разумно рассудил, что от волнения отвлечет работа. Никита вернулся в комнату, включил ноутбук. В папке с названием «Анфиса» пока было мало файлов, не считая статьи, которая стоила Никите увольнения. Почему его уволили, он догадывался, хоть шеф с ним лично так и не объяснился. Наверняка Шестаков надавил на руководство журнала, потребовал крови того, кто первым написал о расставании пары. Страницу восстановили, но статьи Никиты убрали. Это было обидно, будто он никогда и не работал в этом издании. Но досада лишь подогревала его активность и желание написать сенсационный материал. Никита, конечно, позвонил паре коллег, с которыми был в более-менее приятельских отношениях, но разговора не получилось. Одни не взяли трубку, другие сослались на занятость и быстро свернули разговор, подтверждая подозрение, что за всем этим стоял Шестаков. Ну что ж, опускать руки Никита не собирался.

Он открыл поисковик, вбил имя певицы и убедился в том, что конкуренты ничего нового об исчезновении Анфисы не написали. Затем побродил по форумам и фан-сообществам, но версии, которые там выдвигали, казались то слишком банальными – болезнь или беременность, то чересчур фантастичными. Впрочем, версии вроде похищения Анфисы с целью шантажа Дмитрия Никита не относил к разряду немыслимых.

Он выписал себе все обсуждаемые предположения, полистал ленту и с удовольствием увидел, что фан-сообщества перепостили и его материал. Никита внимательно прочитал два последних интервью, стараясь между строк найти что-то, что указывало бы на настроение певицы в последние перед исчезновением дни. Но ничего странного не заметил. Значит, надо разговорить тех, кто был знаком с певицей лично – ее коллег, организаторов концертов, стилистов. Какие-то контакты у него имелись, какие-то он надеялся заполучить. Никита отправил несколько сообщений и снова набрал номер информатора, который продал ему информацию о расставании пары. Но телефон снова был вне зоны доступа. Никита подозревал, что информатор сменил номер. Что ж… Ожидаемо. Но расстраиваться рано, потому что Никита надеялся на помощь Марьяны.

Читая уже обычные новости, он случайно наткнулся на интересную заметку. К Анфисе она отношения не имела, но показалась забавной. В одном городке, который пустовал уже много лет, сталкеры с недавних пор стали замечать что-то необычное: свет в пустых квартирах, тени, шорохи. Кто-то даже заснял на камеру темный силуэт. А в находящемся неподалеку парке, по слухам, стали приходить в движение сломанные аттракционы.

Никита хмыкнул и поискал расположение городка. Затем загуглил тему и с радостью убедился, что новостей по ней мало. Анфиса Анфисой, но он хотел завести собственный канал и как раз думал над его концепцией. О «звездах» Никита писал в журнал, а для личной страницы ему хотелось чего-то другого. Влезать в политику он не желал. Писать об экологии, окружающей среде и спасении морских котиков казалось скучным. А вот вести блог про таинственные и заброшенные места – неплохая идея. Это гораздо интереснее, чем брать интервью у выходящих в тираж «звезд» девяностых и у быстро вспыхивающих, но так же быстро гаснущих современных кумиров.

Никита потер руки, обрадованный тем, что нашел тему для канала. И в этот момент услышал, как поворачивается ключ в замке. Следом за этим в коридоре раздался зычный лай и голос Марьяны:

– Ну-ну, малыш! Дома, мы уже дома!

По тому, что она не ругалась раздраженно на пса, а ласково с ним ворковала, Никита заключил, что первое занятие прошло

как нельзя лучше.

– Ну? – вопросил он, выглядывая в коридор с радостной улыбкой. – Узнала что-нибудь об Анфисе?

– Да погоди ты! – в голосе сестры прорезались-таки нотки недовольства, но относились они не к Грифелю, шумно хлебавшему из миски на кухне воду, а к Никите. – Ничего я про твою Анфису не узнала!

– Как это? – расстроился Никита и уже собрался отчитать Марьяну, но она ушла в ванную мыть руки.

– Марьян! – упрекнул он, застыв в дверях и привалившись плечом к косяку.

Сестра подняла голову, и в зеркале отразилось ее лицо – миловидное, круглое, с хорошей кожей и карими, как у брата, глазами. К своим почти сорока годам Марьяна умудрилась сохранить лицо свежим и юным, при этом никакими уколами красоты она не увлекалась. Возможно, все дело в хорошей генетике, возможно – в том, что Марьяна жила одна, не тратила нервы на малолетних детей и мужа, занималась любимым делом и ежедневно гуляла не менее двух часов. Замужем она была – в юности, но брак быстро распался, и с тех пор Марьяна предпочитала жить одна. «И она надумала меня женить!» – с обидой подумал Никита, хмуро глядя на отражение сестры в зеркале. Но Марьяна неожиданно улыбнулась.

– Пойдем кофе выпьем.

– Да я бы поел чего, – отозвался Никита.

– Так и приготовь, – парировала сестра и усмехнулась.

Подумаешь! А и приготовит! Готовит он вкусно, все пассии высоко оценивали его кулинарные способности. Поэтому, когда Марьяна появилась на кухне, нанося на умытое лицо крем, Никита уже вовсю хозяйничал, доставая яйца, овощи и кастрюльку с мясными щами. Не спрашивая, будет сестра есть или нет, он водрузил кастрюльку на огонь, затем крупно нарезал помидоры, красный перец, лук и бросил все на сковороду. И пока овощи поджаривались, взбил в кружке несколько яиц. Вскоре вкусно запахло подогретыми щами и омлетом с овощами. Марьяна молча накрыла на стол, и Никита разлил первое по двум пиалам, достал из холодильника сметану и выложил на плоские тарелки порции омлета. Грифель, который внимательно следил за его действиями в надежде, что ему перепадет что-нибудь вкусное, положил на стол голову и шумно вздохнул. Никите ничего не оставалось, как поделиться с псом куском мяса из своей тарелки и отрезать кусочек овощного омлета.

– Не испорти мне собаку, – не одобрила Марьяна. – У Грифеля своя диета. Я с Данилой ее обсудила, и он согласился со всеми рекомендациями ветеринара. Кстати, Стефания, жена Данилы, тоже окончила ветеринарку. Хорошо у них там все для собак устроено!

– Ты мне не про собак, а по теме, Марьяш, – перебил Никита. – Я так понимаю, тебе не удалось поговорить с Данилой об Анфисе?

– А как ты себе это представляешь, Ник? – вздохнула Марьяна. – Я же привезла собаку на занятия. Кстати, Грифель – большой молодец. Несмотря на то что бездомный. А домашние собаки такие избалованные!

– Слушай, тебя Крушинины что, в свою собачью секту обратили? – не выдержал Никита. – Если не с Данилой, так с его женой могла бы поговорить! Как женщины вы прекрасно друг друга бы поняли! Начала бы выспрашивать у нее про диету для Грифеля, потом придумала какую-нибудь душераздирающую историю про пропажу подруги, глядишь, Стефания и купилась бы!

– Я и придумала, – вдруг ответила Марьяна и улыбнулась, но не брату, а своим мыслям – мечтательно. – Там такой казус случился… Была на площадке одна кроха. Левретка, кобелек с поведенческим расстройством.

– Опять ты про собак!

– Да погоди ты! Еще раз перебьешь, ничего рассказывать не буду!

– Молчу, – сдался Никита, с трудом сдерживая раздражение.

Он и не думал, что сестра так проникнется собачьей темой! Теперь ему еще про какую-то левретку с проблемами слушать! Однажды Никите пришлось битый час выслушивать от одной престарелой «звезды» длинный рассказ об ее «масике» – пучеглазом недоразумении размером с рукавицу, которое кто-то ошибочно окрестил собакой. Но «звезда» на любой вопрос интервью отвечала восторженными возгласами о своей псине.