По ту сторону пруда. Том 1. Туман Лондонистана
Шрифт:
– Мы можем говорить, – сказал он, зажигая газ.
Обстановка для серьезного разговора была не самой подходящей, но другой, возможно, и не будет.
– Наш общий друг сказал мне, что вы своего рода специалист по Чечне, – начал я.
– В том числе, – отозвался Мустафа. – Я не только там побывал.
Он вылил на сковородку какой-то густой томатный соус, посыпал его мукой, добавил воды и специй из трех баночек, мгновенно распространивших знойный запах Востока.
– А сам ты откуда?
Может, не стоит задавать парню личных вопросов? Но как по-другому его прощупать? Вдруг действительно подстава?
–
Я бывал там как-то проездом, это на побережье, ближе к тунисской границе. Рядом, в местечке, которое, как и во времена Рима, по-прежнему называется Гиппон, покоятся мощи блаженного Августина. Живший в церковной ограде старик-сторож открыл мне храм. В нем было подметено, но на скамьях уже осел тонкий серый слой пыли. Когда в этой церкви отслужили последнюю мессу? Похоже, десятилетия назад, еще при французах. Мощи святого, покрытые роскошным епископским одеянием, были защищены прозрачной ракой. Меня поразила рука под толстым стеклом: почерневший, местами отсутствующий пергамент кожи, обтягивающей костяшки пальцев. Я прислонился лбом к стеклу раки, неожиданно холодному, хотел что-то сказать про себя, но не нашел слов. Сторож – старый бербер в нейлоновой куртке, накинутой на рваную хламиду, – стоял в открытых дверях и с симпатией, даже ласково смотрел на меня. Похоже, посетителей здесь тоже не было уже много лет.
– Там рядом похоронен один из главных христианских святых, блаженный Августин, – сказал я Мустафе. Вот во сколько простых слов уместилось мое волнующее воспоминание.
– Я о нем даже не слыхал, – признался парень. Он теперь помешивал свою пахучую смесь на сковородке. Нет, все же такие блюда приятнее есть, чем вдыхать, пока их готовят. – Аннаба известна тем, что там русские построили единственный в Алжире металлургический комбинат. И еще своими жителями – у них у каждого свое кладбище.
– Это как?
– Я имею в виду, что они обид не прощают и преследуют своих врагов, пока не убьют. Ну, шутка такая.
– И про все алжирские города так шутят?
– Нет, только про Аннабу. Да, наверно, в этой шутке только доля шутки.
Изъясняется грамотно, явно не овец пас у себя дома. Непростой экземпляр. Обычно, когда говоришь с людьми, смотришь то на глаза, то на губы. С Мустафой это получалось плохо, все время сбиваешься. Я говорил уже: взгляд – умный, рот – глупый. Чему больше доверять?
– И как сейчас в Алжире? Поспокойнее?
Согласен, согласен: нелепо было с моей стороны спрашивать об этом у террориста.
– А мы не хотим, чтобы было спокойно, – Мустафа поднял на меня мгновенно потяжелевший взгляд. – У нас украли выборы. У нас военная диктатура. Вы бы в своей стране стали мириться с такими вещами?
Пошел, так иди до конца, сказал я себе.
– Наверное, нет. Но, чтобы наказать военных, я бы не стал убивать женщин и детей. Мирных жителей. И своих соотечественников.
Взгляд Мустафы тут же посветлел.
– Я тоже нет. Поэтому мы с вами и разговариваем.
3
Мустафа предложил мне разделить с ним немудреную, исключительно вегетарианскую трапезу. Почему бы и нет? Отношения с человеком переходят на другой уровень, когда ты преломил с ним хлеб.
Мы перебрались за стол в комнату. Парень поставил между нами сковородку с соусом, принес стоящую в холодильнике начатую банку оливок и хрустящий свежий багет. То, что я
Мустафа сказал, что мне будет проще понять его, если я выслушаю историю целиком.
Он вырос в семье преподавателя училища, готовящего техников для того самого металлургического комбината. Мустафа на эту тему распространяться не стал, но, как я понял, путь, по которому пошли они с братьями, был в первую очередь бунтом против отца.
Боевое крещение Мустафы состоялось, когда ему едва исполнилось шестнадцать. В Вооруженной исламской группе был его старший брат, Рамдан, который уже много месяцев не жил дома, скрываясь от властей. Потом, однажды ночью, он появился и увел Мустафу с собой. Это было зимой 93-го. Террористы – в отряде брата их было шестеро – жили в деревушке в горном массиве, который начинался на запад от Аннабы.
– А ты прошел какую-то подготовку? – спросил я.
– Там негде. Для этого надо было бы уехать в пустыню. Но те племена – мозабиты, туареги – нас не поддерживают. Я впервые выстрелил из автомата в бою. Мы тогда подорвали фугасом армейский грузовик. Там в горах был ручей. Он проходил в трубе под дорогой, но шли дожди, и ручей выплеснулся поверх асфальта. Мы ночью закопали в этом месте фугас, а сами поднялись выше по склону, чтобы было видно, какие машины приближаются. Ну, грузовик притормозил перед этой огромной лужей, хотел пересечь ее на малой скорости. И мы рванули заряд. Грузовик отбросило в сторону и повалило набок. Водитель и офицер, которые ехали в кабине, погибли сразу. А из кузова выскочило человек пять солдат.
Взгляд у Мустафы застыл, и рука остановилась на полпути к сковороде. Это явно было травмирующее воспоминание.
– Мы начали стрелять по ним. Я тогда впервые нажал на гашетку. Дуло автомата задралось вверх, но я его опустил и первой же очередью убил двоих. Это все длилось минуту, может, две – не больше. Спускаться вниз мы не стали, не было смысла. Я только помню, что в грузовике везли разделанных баранов, наверно, для солдатской столовой. И по всей дороге разбросало куски мяса. А в двух местах были большие красные лужи, тошнотворные такие, как желе из крови. Это, брат мне потом сказал, сырую баранью печенку выбросило из кузова, и она разбилась об асфальт.
В этот момент я и перестал есть, так живо это себе представил.
– Мы потом разъехались кто куда. Нас с братом отвезли подальше в горы, мы едва успели проскочить, пока не перекрыли дороги. Но полиция как-то узнала, что взрыв подстроили именно мы, и нас искали по всей стране. Мы отсиделись два месяца в Кабилии, пока все не поутихло, а потом с чужими паспортами морем переправились в Марсель. Во Франции наших земляков хватает. – Мустафа довольно усмехнулся. –Марсель от Алжира можно отличить только по надписям. Но там так же опасно. Французы очень боятся террористов – мы ведь для них террористы. Ну, а наши… Да, их много, но они в массе своей хотят только спокойной жизни. Нас могли сдать в любой день. Так что мы перебрались в Лондон. Здесь, слава Аллаху, нас никто не трогает. А вы чего не едите?