По ту сторону пруда. Том 2. Страстная неделя
Шрифт:
– У него по крайней мере двое сообщников. Молодая женщина среднего роста, волосы светлые, одета в черную кожаную куртку с закатанными рукавами и мужчина на мотоцикле. – Я напряг память. Вернее, попытался вернуть перед мысленным взором ту сцену. – Он весь был одет в черную кожу, как многие мотоциклисты. Шлем… И шлем черный, может быть, со вставками, с серыми. И, Шанкар, обязательно дождись реакции. Если ее не будет, спроси сам: что они собираются делать с этой информацией?
– А почему они должны мне ответить? Я ее в каком качестве передам?
Я
– Хорошо, скажи, что звонишь от Гусмана.
– Да, я помню имя.
– От Майкла Гусмана. Перезвони мне сразу.
Я выпрямился в кресле. Взгляд мой сам собой съехал на открытую бутылку «Чивас-Ригал». Нет, не дождетесь!
Я прошел на кухню, открыл несколько шкафов, нашел пакетики с чаем. Потом выплеснул старую воду из чайника – не электрического, а какой ставят на плиту; я думал, такими уже никто не пользуется – и налил свежей. Плита была газовая, спички лежали рядом. Я почувствовал, что проголодался. Сейчас Тоня проснется, и нужно будет что-то придумать с едой.
– Пол! – раздался голос в гарнитуре.
– Есть такой. – Я втянулся в игры Шанкара.
– Объект А информацию принял и сказал, что ее будут проверять по всем каналам.
– Информацию проверять или искать людей?
– М-м. Он сказал, что передаст ее в полицию. Значит, людей искать.
– Это хорошо.
– Он еще хотел бы с вами встретиться.
– А вот это вряд ли.
– Передать это ему?
– Нет, не надо.
Вдруг что-то изменится? Хотя с Осборном в любой момент можно снова связаться.
– Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо, Шанкар. До связи.
Вода в чайнике закипела. Я бросил в чашку пару пакетиков и залил их кипятком. Хорошо, будем считать, что себя я своим, казалось бы, безрассудным, даже самоубийственным поступком обезопасил. А все остальные? Все мои собратья по несчастью? Сотрудники, которые, как Лешка, сталкивались с Моховым по работе. Но в первую очередь коллеги-нелегалы и агенты Конторы. Сидит сейчас такой человек в своей квартире, возможно, в нескольких кварталах отсюда – с женой-англичанкой, двумя дочерьми, собакой, кошкой, попугаем, и никто из домочадцев и не догадывается, что он на самом деле русский шпион. Он уже тоже получил такое же сообщение от Эсквайра или другого своего куратора, сидит и кручинится. Или уже до Москвы добрался, но тоже, пока вопрос решается, сидит и горюет. И таких людей, может быть, десятки. Надежда у них только на Господа (но Он вряд ли с уважением относится к шпионским играм), на тех, кто в Конторе эту проблему пробует решить (это уже реальнее), и просто на счастливый случай.
Я посмотрел на часы. Тонино время практически истекло. И пора пойти что-либо съесть. Никогда я особенно от голода не страдаю, а сейчас все время к этой мысли возвращаюсь. Стресс! Я обычно его по-другому глушу, но в новых условиях организм требует обратить на него внимание хотя бы с помощью пищи.
Попросил бы меня Бородавочник разыскать перебежчика, если бы тот понятия не имел о моем существовании? Нет, не попросил
10
Тоня спала на боку, в позе зародыша. Не маленький такой зародыш, где-то метр семьдесят – она на невысоком каблуке была с меня ростом. Дышала она прерывисто, что-то тревожное ей снилось. Боюсь, действительность предстанет для нее не в виде царства гармонии и покоя, но ее время и вправду истекло.
– Тоня, – тихонько позвал я.
Она не услышала, даже не шевельнулась. Я сделал несколько шагов, чтобы прикоснуться к ее плечу – не за всякое же место можно тронуть незнакомую женщину.
Тоня проснулась и рывком села в постели. Она спала поверх покрывала, под шерстяным пледом в белую и синюю клетку. Сообразить, где она и с кем, заняло у нее несколько секунд.
– Сколько времени?
– Почти четыре, как договаривались.
– Это чай у вас?
– Да, я позволил себе.
– Можно?
Тоня протянула руку к моей чашке и сделала несколько жадных маленьких глотков. Чай был еще горячим.
Лицо у нее перекосилось.
– Голова раскалывается. Сколько я выпила?
– Немного. Но в вашем состоянии много и не надо.
Тоня вернула мне чашку и откинула плед.
– Мне сказали, что лучше всего еще чуть-чуть выпить.
Она села на краешек кровати, надела сапоги – она по московской погоде была в сапогах – и, уцепившись за меня, встала. Сразу два признака изменения отношений: отпила из моей чашки и вот теперь оперлась об меня. Я спустился вслед за нею в гостиную.
Тоня обнаружила на столике свой недопитый стакан с виски и, морщась, отпила.
– Что? – спросила она.
– Ничего. Вы становитесь на опасный путь. Говорю вам со знанием дела.
– Я помню, что я вам говорила перед тем, как лечь, – сказала она с привычной ироничной улыбкой, вытряхивая из пачки сигарету. – Надеюсь, вы не восприняли это всерьез?
– А как я должен был это воспринять? – Я забрал со столика спички и дал ей прикурить.
– Я вас испытывала, Клеопатр.
Я пожал плечами:
– Хорошо, пусть так.
– Вы не хватаете легкую добычу. Думаете, что в ней-то уж точно стальной крючок.
Хм, в своей привлекательности она не сомневается. Правильно делает.
– У вас какие планы? – спросил я.
– Папа обещал позвонить ближе к вечеру. А вы что собираетесь делать?
– Что-нибудь съесть. Вам тоже не помешает.
– Папа…
Она замялась. Тоня называла Мохова только «папа», не «отец».
– Ну, в общем, мне лучше лишний раз на улицу не выходить. Папа сказал, не стоит.
– Папа говорил вам, что и с Питером не стоит встречаться. – Тоня замерла со стаканом в руке. Потом решила ничему не удивляться, снова отпила с гримасой отвращения. – Но и здесь он тоже прав, – продолжал я. – Пойду что-нибудь куплю. Вы как к китайской еде относитесь?