По ту сторону Рая
Шрифт:
— Мой муж очень хорошо ко мне относится! — гордо заявляет она.
— Как к фарфоровой статуэтке, он стирает пыль, показывает людям и ставит назад на полку, думая, что у тебя нет души. И знаешь что? — перевожу глаза на руки Оксаны и смотрю, как она рвет салфетку на мелкие кусочки. — Я тебя понимаю, я тоже его полюбила. Но я не хочу бороться за того, кто не видит во мне души. Лучше переболеть… — встаю с места, вновь перевожу глаза на мальчика, и невольно улыбаюсь. — И не нужно манипулировать ребенком и водить его на показ к любовницам мужа. Если Глеб узнает, думаю, ему это очень не понравится! — выхожу из-за стола, хочу уйти в кабинет, но Оксана хватает
— Не говори ему, что я приходила, — в ее глазах мольба. Она ещё и боится его, и мне становится ещё больше жалко эту женщину. И это отвратительное чувство. Словно она не человек, а котенок, выброшенный на улицу.
— Не скажу, — вырываю руку и быстро ухожу в кабинет. А самой тошно и хочется рыдать. Сажусь в свое кресло, облокачиваюсь локтями на стол и закрываю лицо руками. Кто там пишет сценарий моей жизни?! Остановитесь! Слишком много! Достаточно! Я хочу новую жизнь!
Романов так и не приехал, и я отправилась домой. И это к лучшему. Во мне зародилась надежда, что он отступил. После встречи с его женой и сыном, мне не по себе.
Дома с удовольствием снимаю с себя одежду, белье и надеваю длинную футболку на голое тело. Собираю волосы в небрежный пучок, обрабатываю шов на лбу, очень надеясь, что удастся избавиться от шрама. Иду на кухню, ставлю чайник, открываю холодильник, достаю творог и манго. Есть совсем не хочется, но я себя заставляю. Теперь я не принадлежу себе, у меня есть мой ребенок. Как бы это ни было, но со мной останется частичка Глеба. Я бы сказала, лучшая часть, и я отдам всю свою любовь ребенку.
Вздрагиваю, когда в дверь настойчиво звонят. Тихо крадусь к двери, потому что, если это Романов, я не собираюсь ему открывать. Заглядываю в глазок, на секунды замираю и тут же быстро отпираю дверь. Потому что на пороге стоит Глеб, на нем пальто нараспашку и белая рубашка, которая залита кровью. У него резаная рана на щеке, которая кровоточит и сбиты костяшки пальцев. На рубашке так много крови, что кажется он ранен где-то ещё.
— О Господи! — вскрикиваю я. Хватаю его за руку и втягиваю в квартиру.
ГЛАВА 24
Стефания
Он весь в крови и меня начинает трясти. Я забываю о его жене, ребенке и даже о своей беременности. Мне страшно и больно за Романова. А он молча, как ни в чем не бывало, раздевается в прихожей, откидывает пальто, утирая ладонью кровь с лица, снимает обувь и, немного пошатываясь, хватается за стенку.
— О Боже! Что случилось?! Я вызову скорую, — кидаюсь к сумке за телефоном, но Романов ловит меня за руку и дёргает на себя.
— Нет. Скорая не нужна! — смотрю на его рану на лице, на брызги крови на рубашке и становится плохо. Я не знаю, что случилось, но мне страшно, от того что Глеба могли убить или серьезно ранить. В такие моменты все проблемы и недопонимания вдруг становятся мелочью. Стираю с его щеки подтёки крови и вижу, как он бледнеет.
— Прости, не хотел тебя пугать. Просто… ты была рядом и мне… в общем не важно… Дай мне аптечку, — Глеб идёт в ванную, начиная на ходу снимать рубашку. А я иду за ним, забираю окровавленную рубашку и кидаю ее в ванную. Осматриваю его тело и ничего, кроме ссадины на плече, не нахожу. Пока Романов моет руки, я достаю коробку с медикаментами.
— Все, выйди! —
— Сядь! — на эмоциях командую я, вырывая коробку, — Я обработаю! — он усмехается, заглядывая мне в глаза, и садится на край ванны. И в этот момент Глеб кажется мне таким родным и любимым, что начинает разрываться сердце. Смачиваю тампон и начинаю аккуратно протирать его лицо от крови, стараясь не причинить боль.
— Нужно зашить, иначе останется некрасивый шрам, — говорю я.
— Похрену! Завтра будет мой доктор — разберемся, просто обработай и заклей пластырем! — голос командный, но очень уставший.
— Кто тебя так? — осторожно спрашиваю, смотря, как он сжимает края ванной.
— Бандитская пуля, — ухмыляется Романов. — Не переживай, тот, кто это сделал, уже живой труп. Осталось выяснить, кто заказчик, — сквозь зубы цедит он.
— Это покушение?! — в горле образуется ком и мне страшно за Глеба. Никогда и ни за кого так не волновалась, словно угрожали мне и хотели забрать мою жизнь.
— Все, не бери голову. Это урок мне. Я расслабился, потерял бдительность и забыл, что вокруг много падальщиков. У меня хорошая служба безопасности. Теперь пусть щемятся те, кто посмел напасть, — кусаю губы, не зная, что сказать. Его же могли убить! То есть где-то есть люди, которые и сейчас этого желают. Большие деньги, успех, власть несут за собой много врагов.
Беру антисептик начинаю обрабатывать рану и морщусь вместе с Романовым. Мне даже кажется, что я чувствую его боль.
— Прижимай сильнее, — Глеб ловит мою руку и сам вдавливает вату в рану. Я всхлипываю и заглядываю в его глаза, а там нет боли. — Все, давай пластырь, — закрываю рану, но руки трясутся ещё сильнее. Романов хватает меня за лицо и мягко улыбается. — Все хорошо. Это царапина. Ты умница. Спасибо, — прикасается к моим губам, нежно целует и отпускает.
— Есть что-нибудь выпить? Желательно, покрепче, — быстро киваю и выхожу из ванной. Иду в кухню, достаю коньяк, ставлю на стол и слышу, как Романов разговаривает по телефону. Он приказывает кому-то найти какую-то информацию, потом просит усилить охрану и пригнать машину, называя мой адрес.
Открываю холодильник, достаю лимон, сыр и понимаю, что у меня нечего есть.
— Может заказать еды, тебе нужны силы, — спрашиваю я, когда Романов проходит в кухню.
— Ничего не нужно, — он подходит к столу, берет бутылку и делает несколько жадных глотков, словно это вода.
— Выпей тоже, — предлагает он мне, наливая коньяк в бокал. — У тебя руки трясутся.
— Нет, спасибо, я не хочу, — отрицательно качаю головой. Я бы с удовольствием выпила, чтобы снять стресс, но мне нельзя. Слава богу, Романов не задаёт вопросов, берет бутылку, делает ещё пару глотков, открывает окно, прикуривает сигарету, глубоко затягивается и смотрит на меня. Скользит глазами по моему телу, ногам и обратно. А я облокачиваюсь на стену, осматриваю его подтянутое тело, пластырь на лице, губы, которые втягивают дым, и на меня накатывает тоска и безысходность. В памяти вспыхивает отчаянное лицо Оксаны, мальчишка, очень похожий на отца, и параллельно с ними — слова доктора о том, что я беременна. Выступают слезы, которые я не могу сдержать. Нет сил сопротивляться и нет сил терпеть такое отношение. Хочется пустить все по течению, отдать ему свою душу и позволить решать за меня. Закрыть глаза на все и опуститься вниз, так, как он хочет. Это все усталость, эмоции и страх за Глеба. Я быстро моргаю и утираю слезы, повторяя себе, что все пройдет.