По ту сторону снов
Шрифт:
– Меорский полк доставил нам останки два дня назад, – сказал профессор Гравен, тяжело дыша после физических усилий. – Все это время мы изучали тело.
Филиус прекрасно понимал, что стоит за словами профессора. «Институт честно выполняет свою работу».
– Паданец с Ноул-стрит, – кивнул Капитан. – Я видел телепатические картины происшествия, как и большая часть города.
– Первое, что нас заинтересовало, – отсутствующие пальцы, – сказал профессор.
Он надел резиновые перчатки и поднял руку паданца. Указательный и средний пальцы отсутствовали. От них остались лишь короткие участки
– Сам факт отсутствия пальцев не является чем-то необычным. Яйцо паданца всегда копирует человека, которого оно поглощает, вплоть до родинок, пятен на коже, структуры волос. Если у человека нет двух пальцев, их не будет и у паданца. Яйцо не вырастит им замену.
– Мне это известно, – сказал Филиус, разглядывая руку. Мертвая плоть была ненормально бледной в ярком свете. – Так что же здесь необычного?
– Операция.
– В смысле?
Профессор постучал большим пальцем по обрубку указательного пальца паданца.
– Мы заметили, что срезы поразительно гладкие. Обычно, если человеку не повезло потерять палец – скажем, из-за аварии на производстве или небрежного обращения с топором, – врач срезает разорванную плоть и зашивает рану. Рана заживает, остается рубцовая ткань. У этого человека ничего подобного не было.
– Значит, врожденный дефект, – сказал Аотори. – Он родился без пальцев.
– Нет, сэр. Это не так. В обоих пальцах имеется выходящий из сустава участок проксимальных фаланг, длиной около сантиметра. Я проконсультировался с деканом медицинского факультета университета. Данная картина не соответствует ни одному из известных нам врожденных дефектов.
– Тогда как вы это объясняете? – спросил Филиус.
– Концы фаланг были сглажены, но я не знаю, как этого можно добиться. Мы исследовали кожу обрубка под микроскопом: рана зажила равномерно. Нет рубцовой ткани, вообще нет отклонений в кожном слое. Если он потерял пальцы в результате несчастного случая, ему впоследствии обеспечили идеальное лечение. Лечение, которого мы обеспечить не можем.
– Бритва Оккама, – сказал Аотори. – То, что вам не встречался подобный врожденный дефект, еще не значит, будто его не существует. Или, возможно, на этот раз яйцо внесло небольшое изменение в процессе копирования. А скорее всего, паданец потерял пальцы в схватке и мы наблюдаем то, как заживают их тела.
– Да, сэр. Мы рассмотрели эти варианты.
– Но? – вмешался Филиус. – Мы здесь не из-за его пальцев, так?
– Совершенно верно, сэр. Когда мой заместитель сообщил об аномалии, я решил лично провести вскрытие.
– Похвально. И?
Профессор указал на вскрытый череп. Полость мозгового отдела черепа была пуста.
– Я препарировал его мозг. Прошу взглянуть.
Он подозвал их к одному из длинных рабочих столов, установленных вдоль стен. Там стояло несколько запечатанных стеклянных сосудов, внутри которых содержались ткани тела, и большой латунный микроскоп. Мозг паданца был разложен на маленьком металлическом подносе. Серо-бурую массу нарезали на дольки, как фрукт, и края сегментов пришпилили к подносу. Различные увеличительные стекла на латунной станине, которая изогнулась над расчлененными тканями, давали увеличенные изображения органа.
– Паданцы очень точно копируют
Филиус изучал лежащий перед ним рассеченный мозг с отвращением и любопытством. Любопытство победило, он придвинулся ближе. Большие увеличительные стекла демонстрировали странно искаженные изображения.
– И в чем отличие?
– В его структуру вплетены мельчайшие волокна. Я обнаружил их лишь потому, что использовал самые сильные линзы.
– Волокна?
Филиус всмотрелся внимательнее. Самая большая линза показала ему пейзаж из серо-бурых торосов, пронизанных нитевидными трубочками, которые он принял за капилляры.
– Вот, сэр. – Профессор указал на большой микроскоп. – Они намного тоньше человеческого волоса. Как я уже сказал, мне во многом повезло, что я их заметил. И их невероятно трудно извлечь. До сих пор нам удалось извлечь лишь несколько участков.
Филиус посмотрел в микроскоп. Поле зрения было белым, и сверху вниз его пересекала тонкая полупрозрачная серая нить – волокно. Он увидел крошечные шипы, расходящиеся от главной нити, словно щетинки. Зрелище завораживало.
– Что это такое?
– Мы не знаем, – прямо сказал профессор. – Вы видели вторичные волоски, отходящие от нити?
– Да.
Филиус неохотно отодвинулся от микроскопа; он чувствовал, что Аотори тоже рвется посмотреть на волокно.
– Они кажутся короткими, но на самом деле мы не знаем, как далеко они простираются. Они становятся все тоньше и тоньше, пока не оказываются недоступны микроскопу. Мы всего лишь строим догадки, но, возможно, они истончаются до молекулярных нитей. Если это так, то они, предположительно, ведут к отдельным нейронам.
Филиус бросил взгляд на тело, распростертое на плите.
– Значит, они часть его мозга? Нечто вроде второй нервной системы?
– Это нам неизвестно. – Профессор провел носовым платком по лбу, стирая пот. – За всю историю института еще никогда не встречалось ничего похожего.
– Вы сами сказали, вам просто повезло.
– Да, сэр. Это так. Но основатели института, ученые, у которых были корабельные машины, – я не верю, будто они что-то упустили. Однако ничего похожего не описано ни в одном из опубликованных ими текстов. Мои сотрудники в течение последних тридцати часов пересматривали предметные стекла с тканями мозга паданцев. Мы располагаем сотнями годных образцов за последние двести пятьдесят лет. На данный момент никто из сотрудников не обнаружил волокон, подобных этим.
Филиус облизнул губы и посмотрел на Тревина, который, как всегда, безукоризненно стерег свои мысли.
– Что-то совершенно новое, – медленно сказал он. – Такого еще не было. Звучит знакомо, да?
– Странное совпадение, – согласился Тревин. – Или не совпадение вовсе. Новый вид паданца?
– Зачем гадать попусту? – сказал Аотори. – Давайте я возьмусь за Слвасту. Я получу от него ответы через день. Максимум – через два, если он захочет строить из себя крутого. Вы же знаете, я умею.