По ту сторону Тьмы. Где-то здесь...
Шрифт:
– Ты случаем сейчас не бредишь, Ник, а? Может это тебе стоит в коем-то веке провериться у специалиста? – что бы Кен сейчас не говорил и как бы не старался держаться, выходило у него не особо. Его трясло, причём довольно заметно. Наверное, его и спасало сейчас только то, что он мог хоть как-то отвечать Хардингу, иначе… Страшно представить, как бы его сорвало, окажись он в этот момент в полном одиночестве. Один на один с собой. С самым страшным для любого человеком горем.
– Если я не ошибаюсь, это ты состоишь на учёте у психиатра, да, Кен? Как любой ветеран, прошедший боевые действия в горячих точках мира, переживающий посттравматический
– Я не сижу на наркоте, Ник! Только если в меня насильно её когда-то вкалывали. Поэтому не надо строит из себя всезнающего идиота. В этом плане ты мне ничего не навяжешь и не навешаешь.
Но Хардинг, как ни в чём ни бывало, пожал плечами, демонстрируя полное владение ситуацией в своих руках. Как будто он уже всё давно решил и предпринял по данному поводу все необходимые меры. Он просто пришёл сюда, чтобы поставить Вударда перед давно свершившимся фактом.
– Я тебе уже сказал, что у тебя больше нет никаких прав что-то выбирать, Кен? Ну… может только за самым малым и в течении всего лишь одной ночи. Этой ночи. Так уж и быть. Я подарю тебе эту возможность. Так сказать, отстегну с барского плеча. Если, конечно, у тебя хватит смелости довести начатое тобою до логического конца. Иначе, когда я за тебя возьмусь… это уже затянется надолго, Кен. Почти на целую вечность. А я это могу, и ты это прекрасно знаешь…
Николас не просто подвёл их накалённый до взрывоопасного предела диалог почти к финальной черте, он даже это наглядно продемонстрировал, когда повёл правой рукой и что-то очень аккуратно и не спеша положил по центру стальной перекладины решётки. Что-то небольшое, и как раз таких размеров, благодаря которым обнаружить у него данную вещь при не очень тщательном осмотре сержанту Макмёрфи так и не удалось. А уж стащить его со стола копа и вовсе оказалось делом нескольких секунд, пока никто не видит, – всего-то отломить от канцелярского ножа с помощью специального (у того же ножа) приспособления небольшой «кусочек» от общего длинного лезвия.
– Так что советую не терять зря время, Кен. Либо ты поставишь в нём жирную точку уже сегодня, либо… Оно уже никогда для тебя не закончится.
Хардинг скривил напоследок пухлые губы в издевающейся усмешке, притом, что глаза его оставались всё такими же пустыми и бесчувственными, как и на протяжении всего их разговора. После чего убрал руки от решётки и отошёл от дверей к центру коридора, тем самым демонстрируя, что их встреча подошла к концу.
– Это твой единственный шанс. Больше подобных и столь щедрых поблажек я тебе не предоставлю.
– Пошёл ты нах, Ник. – прохрипел Вудард, но со своего места так и не сдвинулся. По крайней мере, сейчас.
– Я уже давно там, Кен. Просто решил прихватить и тебя туда вместе с собой за компанию. Если, конечно, захочешь и не зассышь.
Естественно, Кеннет не понимал… пока ещё не понимал, что этот конченный психопат имел в виду. И едва ли хотел узнавать об этом вообще и в принципе.
Но кошачье любопытство всё-таки пересилило здравый разум и все внутренние звоночки. Кен всё же сошёл с места, когда понял, что Ник уже ушёл с этого этажа. Что воцарившаяся здесь тишина и пустота – это доказательство полного отсутствия чёрной, грязной и липкой тени одержимого монстра по имени Николас Хардинг.
Да, он оставил здесь много своих мерзких следов, к которым не рискнёт прикоснуться ни один здравый человек, пребывающий
Он снова порывисто выдохнул, видимо попытавшись усмехнуться. Только на смешок это мало чем походило, скорее на очередной болезненный стон… Стон смертельно израненного зверя, едва ли ясно соображающего от выворачивающей наизнанку и сводящей с ума боли. И да, безумно мечтающего в эти самые мгновения как-то её прекратить – желательно быстро и сразу.
Поэтому он, наверное, особо и не удивился, когда увидел небольшой кусочек лезвия от канцелярского ножа в том самом месте, где его оставил Ник – в качестве спасительно таблетки от происходящего с Кеном кошмара. Оставалось только её принять или не принять. Тот самый пресловутый выбор без выбора.
12
Какое странное… почти безумное ощущение. Ещё секунду назад он ничего не чувствовал, но стоило ему войти в дом, пройтись привычным шагом по холлу, ненадолго заглянуть в центральную гостиную первого этажа и… Его вдруг со страшной силой потянуло позвать кого-нибудь из дежуривших сегодня в имении служанок. Марию или Магдалину. Странно, но сейчас он не мог вспомнить, кто из них по графику находился в это время в доме, хотя раньше он подобными провалами в памяти не страдал.
Да, в сущности, какая на хрен разница? Он просто должен был спросить, как всегда спрашивал по приезду домой, где сейчас Мия. Она здесь? Дома! У себя в спальне или где-то ещё? Потому что сейчас она должна быть здесь. Лежать в их постели и смотреть, как минимум, десятые сны. Ему надо знать это наверняка и точно…
Возможно, кто-то из служанок и находился сейчас в доме. Хотя это неточно. Поскольку никто так и не вышел его встречать, и заодно получить назавтра распоряжения по работе в особняке. Скорей всего, вся основная прислуга попросту спала или разъехалась по своим халупам из-за произошедшего. Может он и сам отдал им данный приказ, когда звонил из аэропорта или больницы… Просто не запомнил. В таком состоянии вообще невозможно что-либо помнить. Вернее, помнить что-то из совершенно не нужных и ничего не значащих для него вещей.
Но он всё равно пошёл в их спальню. Поднялся на второй этаж в их общие комнаты, слушая гулкий стук почти ровных шагов, поглощаемых звенящей тишиной спящего дома. Вроде бы и привычный, но всё равно не такой. Не такой, как раньше. Почти чужой или чуждый. Словно это не он шёл, а кто-то другой… И вовсе не здесь.
Он зажёг свет почти во всём особняке, в том числе и в спальне. Хотя ничего подобного в предыдущие дни никогда не делал. Наверное, где-то на подсознании догадывался, что никого здесь этим не разбудит. И так оно и вышло.
Ему даже не пришлось ничего говорить. Он застыл у входа в комнату и уставился на огромную центральную кровать с декоративным балдахином, аккуратно, буквально под линеечку заправленную дорогим бельём и атласным нежного оливкового цвета покрывалом. Почти кукольная комната, с дотошно продуманным интерьером и совершенной цветовой гаммой как в подобранной сюда мебели, так и в предметах её украшавших. Постельные оттенки, воздушные занавески, ничего наляпистого или раздражающего глаз. Всё на своих местах. Всё там, как и прежде. Как запомнил Ник, когда уходил отсюда в последний раз ещё с раннего утра, перед своим отъёздом в аэропорт.