По ту сторону волков (полная версия)

Биргер Алексей Борисович

– Все документы по оборотню штудируете?
– спросил врач, кивнув на бумаги на моем столе.

– Штудирую, - меня позабавило употребленное им слово, и я решил взять его на вооружение, чтоб самому порой использовать.
– И, знаете, забавная картинка получается.

– Какая?
– полюбопытствовал он.

– А такая, что этот оборотень - единственный здесь, благодаря кому хоть какой-то порядок держится. Только страх перед ним и отпугивает местную нечистую братию от того, чтобы все склады разграбить да ночи напролет другие непотребства творить. Без него

здесь никто не справится. И я не справлюсь. Вот он я - одна голова, две руки на весь огромный район. Вот я и думаю, - усмехнулся я.
– А какого хрена мне за этим оборотнем гоняться? Он же, выходит, мой первый помощник. Не лучше ли оставить его в покое? Ну, загрызет он иногда кого-нибудь, зато хоть по ночам буду спать спокойно - и жертв меньше будет, чем без него.

Врач ошеломленно меня слушал.

– Вы это серьезно?
– спросил он после паузы.

– Серьезно - не серьезно, а суть проблемы улавливаете?

– Суть проблемы в том, что у вас мигом руки опустились, как вы нынешнюю здешнюю жизнь увидели?
– спросил он.

– Руки у меня никогда не опускаются, - заверил я.
– Я говорю, так сказать, с точки зрения целесообразности.

– Пусть волк по ночам воет, людей пугает? Им же безопасней: по домам, взаперти, в целости и сохранности?

– Вот-вот. С волками жить - по-волчьи выть.

– А если люди не хотят выть по-волчьи?

– Да у них вой в душе стоит хуже волчьего. Неужели не слышите? Отними! Ограбь! Прикармань! Зарежь! Изгадь! Изуродуй! А вы мне о волках... Вы на волков не смотрите, вы дальше взгляните, по ту сторону волков...

– По ту сторону волков?

– Да, чтобы видеть, что за каждым волком есть человек. Есть такая гадина, которой мы должны интересоваться. А с волками пусть егеря разбираются.

– Не то вы что-то говорите, - кисло возразил врач.

– Вам так кажется, потому что вы в смысл слов моих не вникаете. Думайте, думайте. Не волчий вой, а то, что спрятано за волчьим воем, - вот где наша загвоздка. И вот где наш ответ.

– Вы не верите, что воет всамделишный волк? Вы полагаете, кто-то подражает волчьему вою?

– А разве это так трудно? Сами попробуйте.

Врач пожал плечами, запрокинул голову - совсем как в моем сне - и завыл точно так же, как во сне, тонко и жалобно, похоже на юродивого, находящегося на его попечении.

– Недурно получается, - одобрил я.
– Вам бы еще чуток практики, и вас от волка не отличить. А наш оборотень, наверное, еще и тренируется...

– Если тренируется, то где?
– спросил врач.

Я взглянул на него недопонимающе.

– Ведь во время репетиций его воя не должно быть слышно, - пояснил он.
– Иначе бы его сразу раскусили.

– Не слышно и не видно...
– протянул я; хотел еще кое-что добавить, но тут под окнами конский топот послышался.

– Совсем стыд потеряли - посреди бела дня на ворованных лошадях разъезжают, - обронил врач.

– А кого им бояться...
– начал я, но тут знакомый мой конокрад ворвался в помещение весь запыхавшийся.

– Поймали, начальник!
– торжественно заорал он.
–

По вашей примете поймали, по боку его, пулей задетому! Народ его сейчас кончать собирается!

Мы с врачом так и подскочили.

– Не сметь самосуда!
– воскликнул я.
– Остановить их надо. Где убивают? Кого?

– В Митрохине, Колю инвалида, - объяснил конокрад, явно несколько разочарованный моей реакцией.
– А ведь как маскировался, гад! Несчастненький такой, по нему и не подумаешь! Его уже повязали, теперь осиновый кол вытесывают.

– Ну и дикость!..
– вырвалось у врача, но я жестом остановил его, прежде чем он успел что-то еще сказать.

– Вот что, - обратился я к конокраду, - скачи назад и останови их. Вы что, не понимаете, что мне он живьем нужен? Скажи - если прикончат его до моего прибытия, я шкуру со всех живьем сдеру. Лети во всю прыть, а мы с врачом немедля выходим в Митрохино.

Парень нехотя и разочарованно вышел на улицу, и мы услышали удаляющийся топот копыт.

– На то смахивает, что вы их за один день к рукам прибрали, - удивленно заметил врач.
– Никакой вам оборотень в помощники не нужен.

– Пойдем, - проговорил я, быстро накидывая шинель.
– По пути договорим... Уполномоченный НКВД приедет, скажи ему, что по срочному делу пришлось отбыть в Митрохино и что дело серьезное, - распорядился я дежурному, и мы с врачом отбыли в путь.

– Так вот, насчет того, что я их к рукам прибрал, - заговорил я, пока мы шли к железнодорожному переезду.
– Так вот... Мысль мне в голову пришла, понимаете? Заблудившиеся ребята. Что они видели, кроме голода, холода и озверелости? Толком и не учились, небось. Сбились в стаю - такую, что волчьей стае сто очков вперед даст, тоже по ту сторону волков оказались, если хотите. И все равно - неизвестно, куда руки приложить.

– Трудодни-то отрабатывают, - сказал врач.

– Наверно, и отрабатывают. Но тоже, знаете... От этих галочек много проку не видели. И усвоили черти, что хоть от зари до зари работай, хоть спустя рукава - из нищеты не выбьешься, но и с голоду совсем пропасть не дадут. Тусклая, в общем, жизнь, без изюминки, без света в окошке. А тут - красавиц-лошадей привезли. И вот видят они этих лошадей, и глазенки у них загораются, и тут они выясняют, что лошади практически без охраны и что угнать их ничего не стоит. Так для них это - прик-лю-че-ние, такое же осуществление мечты, как для нас с вами, к примеру, оказаться вдруг наяву на одной шхуне с детьми капитана Гранта.

– Романтика, хотите сказать?

– Да, романтика. В том преломлении, какое нашла она в их темных, искореженных, остервенелых мозгах. Что они могут придумать, кроме того, чтоб на этих лошадях запугивать других, а порой и получать благодаря лошадям преимущество в драке? Да, «конный пешего всегда забьет». Иного им просто и не дано выдумать, иное - вне пределов их мира, вне пределов того, что они с молоком матери впитывали, чему на примере взрослых учились, видя суму да тюрьму... Но если отбросить темноту и искореженность, их романтика - точно такая же, как наша.