По ту сторону жалости
Шрифт:
– Что со мной? Почему? С позвоночником что-то?
– Угомонись, истеричка, – фыркнула Шпора. – Просто Парализатором тебя один местный умелец отоварил, чтоб во время операции не дергался. Время действия этого Дара два часа. Прошло час пятьдесят пять. Мозг у тебя очнулся, глазки забегали, заговорил, значит, уже помалеху отпускает. Погоди еще пять минут, и снова затрепыхаешься, как миленький.
– Че еще, нахрен, за операция?
– Аппендицит тебе вырезали.
– Чего?!
– Того, блин! Че за дурацкие вопросы. На тебе после боя места живого не было.
Пока Шпора говорила, я с облегчением почувствовал, что начинаю шевелиться пальцы рук и ног. И от облегчения улыбнулся.
За что тут же получил нагоняй.
– Че, блин, любишься, придурок! Весело тебе?.. Ты ж просто чудом не сдох! И ладно б за дело, а то – на потеху толпы! Устроил на пустом месте гладиаторские бои!..
– Меня спровоцировали. Заточка работал на Незабудку. Он сам мне признался.
– Не удивил. О чем-то подобным, догадывалась, – голос наставницы смягчился. – И Груз о такой возможности предупреждал… Ладно, отдыхай, восстанавливайся. И не торопись подниматься, полежи под капельницами…
– Да куда вставать-то. Я ж голый.
– Вот и лежи.
Шпора замолчала. А я смог, наконец, вытащить из-под простыни руки и прифигел от обилия покрывающих их вкривь и вкось багровых рубцов, с черными нитками швов.
Еще успел подумать, что от такого обилия свежезаштопанных порезов руки должно выкручивать от боли, а мне отчего-то ни капельки не больно. И буквально через несколько секунд меня накрыло настоящее цунами боли.
Перекошенными губами зашептал мантру самогипноза:
– Я не чувствую боль в раненых руках. Я не чувствую боль в раненых руках. Я не чувствую боль в раненых руках…
Отпустило. Ослепительная вспышка боли в руках затухла до терпимого зуда.
Но тут же дали о себе знать многочисленные порезы на спине, боках и животе. Пришлось спешно вносить дополнения в мантру…
Сражаясь с болью, не заметил, как в палату проник первый посетитель. Вернее, посетительница.
– Спокойно, чемпион, сейчас я тебе помогу, – шепнул на ухо знакомый женский голос.
Люсьен – а это оказалась подруга Свина собственной персоной – в белом халате врача, склонившись надо мной, наложила руки на лоб и затылок, точно так же, как когда-то Скальпель. И мне сразу стало потрясающе хорошо. Боль исчезла, как будто ее никогда и не было.
– Ты куда уставился, шалунишка? – выдернул меня из нирваны игривый голос спасительницы.
Очнувшись, обнаружил, что бессовестным образом пялюсь на шикарную грудь, практически вывалившуюся из широкого декольте халата.
– Я не… просто… вы так вдруг…
– Ой, а засмущался-то, засмущался, – хихикнула Люсьен. – И на «вы»… Люблю таких скромников. Но потерпи, малыш,
– Вы самый очаровательный знахарь на Континенте!
– О Стикс! Как же ты меня заводишь своим «вы»!
Люсьен вдруг припала к моим губам жарким поцелуем. А мои руки сами собой зашарили по манящим изгибам ее халата.
– Остановись, придурок! Я слышу в коридоре чьи-то шаги! – ушатом ледяной воды отрезвил крик Шпоры.
Я успел оттолкнуть слегка растрепанную даму буквально за секунду до того, как в палату друг за дружкой ворвались Свин и Серьга.
– А ты что тут делаешь?! – нахмурился Свин, едва не сбив с ног раскрасневшуюся Люсьен.
– Вообще-то, я здесь работаю, – фыркнула, мигом разобравшаяся в ситуации дама и кокетливо заправила за ухо выбившийся из прически локон. – Поставила пациенту болевую блокаду.
– Почему в таком виде?! – не унимался ревнивец.
– Да в каком?!.. Свин, сколько можно! Че ты меня перед людьми позоришь! Я в больнице всегда хожу в халате!
– Ну смотри! Если узнаю!..
– Параноик! – фыркнула Люсьен и выбежала из палаты.
– А ну стоять! – рявкнул Свин, бросаясь вдогонку…
Обойдя выясняющую отношения парочку, первым добрался до кровати и потряс мне руку Серьга.
– С победой тебя, братуха! Теперь ты, в натуре, чемпион чемпионов!
– В гробу я видал такое чемпионство.
– Вот, прими от меня в подарок, – Серьга вложил мне в руку обрезок оранжевой лески, длинной с ладонь, очень похожий на кусок оранжевой обмотки белых жемчужин, которую полторы недели назад мне пришлось потрошить ножом Скальпеля. – Чтоб непонятки между нами загладить… Конечно нить простого янтаря не бог весть какая ценность, но у любого менялы сможешь выручить за нее не менее ста сорока споранов… А если желаешь использовать, так сказать по прямому назначению, я, вот, уже приготовил раствор сахарный.
Серьга достал из кармана куртки полулитровую пластиковую бутылку, наполовину заполненную бесцветной жидкостью.
– Янтарь развивает физические характеристики и ускоряет регенерацию, – живо отреагировала на мое недоумение наставница. – Идеальное средство для быстрого заживления ран. В твоем состоянии – как раз то, что нужно.
– Благодарю, братан, за подгончик. Пожалуй, использую по назначению.
– Мудрое решение, – кивнул Серьга и, забрав оранжевую нить, сунул ее в бутылку с сахарным раствором.
Взбултыхнул. Отчего жидкость мгновенно стала оранжевой, как морковный сок.
– Эй, чем ты там Рихтовщика спаиваешь? – выхватил бутылку у менялы вернувшийся из коридора злой, как черт, Свин.
Понюхал содержимое. Скривился и передал мне с советом:
– Янтарь – штука хорошая, но когда станешь пить, лучше не нюхай.
Спрашивается, вот кто его за язык тянул. Разумеется, я тут же понюхал. И аж прослезился от шибанувшего в нос сероводорода.
– Пей, давай, не капризничай! – подбодрила наставница.