По ту сторону зимы
Шрифт:
Автомобильные фары освещали пустынные безжизненные улицы. Ричард медленно ехал, внимательно вглядываясь в очищенное от изморози полукружие переднего стекла. Это были улицы незнакомого города, и на мгновение ему показалось, что он заблудился, хотя он возвращался той же дорогой, по которой ехал раньше, — время будто застыло, слышался только негромкий шум обогревателя и мерное постукивание дворников; казалось, автомобиль плывет сквозь скопление ваты, и Ричарду было немного не по себе, будто он — единственная живая душа в покинутом людьми мире. Он пытался говорить сам с собой, в голове шумело, одолевали злосчастные мысли о неизбежных ужасах мира вообще и его жизни в частности. Сколько ему еще осталось жить и какая это будет жизнь? Если человек доживает до солидных лет, у него обнаруживается рак простаты. Если он живет еще дольше, разрушается мозг. Сам он уже достиг уязвимого
Ричард боялся, что черная туча тревоги вот-вот окутает его с головы до ног. В таких случаях он начинал щупать у себя пульс, и тот либо совсем не ощущался, либо ему казалось, что ритм сильно учащенный. В прошлом Ричард пережил пару панических атак, похожих на сердечный приступ, в результате которых попал в больницу, но в последние годы ничего такого не повторялось благодаря зеленым таблеткам и еще потому, что он научился эти приступы подавлять. Он представлял себе, что сквозь черную тучу у него над головой пробиваются яркие лучи света, как на религиозных изображениях. Благодаря этому образу и нескольким дыхательным упражнениям ему удавалось рассеять тучи; на этот раз не пришлось прибегать к испытанному методу, поскольку он оказался в новой для себя ситуации. Он все видел как бы издалека, словно в фильме, где был не главным героем, а зрителем.
Много лет он жил в устоявшемся контексте своего бытия, без сюрпризов и потрясений, однако еще не забыл всей прелести немногих приключений своей молодости, взять, например, безумную любовь к Аните. Он улыбнулся своим надуманным страхам, — ехать по пустынным кварталам Бруклина в плохую погоду уж точно приключением не назовешь. В эту минуту он особенно ясно осознал, как ничтожно и ограниченно его существование, и испытал неподдельный страх: он потерял столько лет, закрывшись в своем мирке, не отдавая себе отчета в том, как быстро бежит время, приближая старость и смерть. Очки у него запотели, не то от испарины, не то от слез; он снял их резким движением и попытался протереть рукавом. Темнело, и видимость была очень плохая. Крепко сжимая руль левой рукой, он попытался надеть очки правой, но в перчатках это было трудно сделать, очки упали и завалились между педалями. Ричард в сердцах выругался.
В тот момент, когда он на минуту отвлекся, пытаясь нащупать на полу очки, ехавшая впереди белая машина, едва различимая из-за снега, затормозила перед поворотом. Машина Ричарда врезалась в нее. Толчок был настолько неожиданный и сильный, что на долю секунды Ричард потерял сознание. Он тут же пришел в себя, однако чувство отстраненности не проходило, сердце выскакивало из груди, лоб был влажный от испарины, лицо пылало, а рубашка прилипла к спине. Физически он чувствовал себя неважно, однако мысленно был в какой-то иной реальности. Человек из фильма ругался, сидя в машине, а он, зритель, холодно и безразлично смотрел на все происходящее из другого измерения. Удар наверняка был не такой уж сильный. Обе машины ехали медленно. Нужно найти очки, выйти из машины и поговорить с другим водителем, как это делают цивилизованные люди. В конце концов, на такой случай существует страховка.
Выйдя из машины, он поскользнулся на обледенелой мостовой и упал бы, если б не ухватился за дверцу. Он понял, что, даже если бы и успел затормозить, не избежал бы столкновения, поскольку машина продолжала бы скользить два-три метра, прежде чем остановиться. Другой автомобиль, «лексус», получив удар сзади, проехал вперед. Аккуратно переставляя ноги и сражаясь с ветром, Ричард преодолел короткое расстояние, отделявшее его от другого водителя, который тоже вышел из машины.
Водитель, показалось ему на первый взгляд, был слишком юным, чтобы иметь права, однако, подойдя ближе, увидел, что перед ним миниатюрная девушка. На ней были брюки, черные резиновые сапоги и великоватый для ее комплекции анорак. На голове капюшон.
— Это я виноват. Извините, я вас не заметил. Я оплачу вам ущерб по моей страховке, —
Она мельком посмотрела на него и перевела взгляд на разбитую фару и вмятины на приоткрывшемся багажнике. Она безуспешно пыталась закрыть его, пока Ричард говорил про страховку.
— Если хотите, можем позвонить в полицию, хотя это не обязательно. Возьмите мою визитку, меня легко найти.
Она, казалось, не слышала. Вне себя продолжала молотить кулаками по крышке багажника до тех пор, пока не убедилась, что она не закроется; потом направилась к водительскому сиденью так быстро, как позволяли порывы ветра, за ней шел Ричард, настойчиво предлагая визитку со своими данными. Девушка села в «лексус», не взглянув на него, но он успел бросить визитку ей на колени как раз в тот момент, когда она нажала на педаль газа, так и не закрыв дверцу, которая зацепила Ричарда, и тот, не удержавшись, сел прямо на землю. Машина завернула за угол и исчезла из виду. Ричард с трудом поднялся на ноги и потер руку, ушибленную дверцей. Он пришел к выводу, что в этот злополучный день не хватало только одного — чтобы умер его кот.
ЛУСИЯ, РИЧАРД, ЭВЕЛИН
Обычно в этот час Ричард Боумастер, который вставал в пять утра и шел в спортивный зал, лежал в постели, считая овечек, а рядом мурлыкала Дойш, но неприятные события этого дня оставили такой тяжелый осадок, что он заранее приготовился к пытке бессонницей, вперив взор в какую-то ерунду, которую передавали по телевизору.
Его это немного отвлекало. Дело как раз дошло до обязательной сексуальной сцены, было очевидно, что режиссер сражался со сценарием так же отчаянно, как актеры боролись на кровати, пытаясь возбудить зрителей слащавым эротизмом, который только прерывал ход действия. «Да ладно уже, давайте дальше, вернитесь к сюжету, черт бы вас побрал!» — крикнул он в экран, тоскуя по тем временам, когда кино тонко намекало на разврат, показывая медленно закрывающуюся дверь, угасающий свет лампы или оставленную в пепельнице недокуренную сигарету. В этот момент позвонили в дверь, и он вздрогнул от неожиданности. Ричард взглянул на часы, было без двадцати десять; даже свидетели Иеговы, которые пару недель назад бродили по кварталу, выискивая адептов, не осмеливались соваться с проповедями так поздно. Недоумевая, он направился к двери и, не зажигая света, вгляделся в стеклянную дверь, но в темноте различил лишь неясные очертания. Он уже хотел вернуться, но тут звонок повторился, и Ричард снова вздрогнул. Резким движением он включил свет и открыл дверь.
Слабо освещенная лампочкой у входа, окруженная ночной темнотой, перед ним стояла девушка в анораке. Ричард узнал ее сразу. Она съежилась, втянув голову в плечи и закрыв лицо капюшоном, и от этого казалась еще меньше, чем несколько часов назад на улице. Ричард вопросительно пробормотал «Да?», а она в качестве ответа протянула ему визитку, которую он бросил ей в машину, где было указано его имя, должность преподавателя университета и адреса, домашний и рабочий. Он стоял с визиткой в руках, не имея понятия, что делать, наверное, целую минуту. Наконец, чувствуя, что ветер нагоняет снегу в дом, очнулся и посторонился, жестом предлагая девушке войти. Потом закрыл за ней дверь и снова стоял как оглушенный, глядя на нее.
— Вам не нужно было приезжать, сеньорита. Можно было позвонить прямо в страховую контору… — пробормотал он.
Девушка молчала. Стоя в прихожей, не открывая лица, она была похожа на несговорчивого гостя из загробного мира. Ричард повторил предложение обратиться в страховое агентство, но она никак не реагировала.
— Вы говорите по-английски? — спросил он наконец.
Молчание длилось несколько секунд. Он повторил то же самое по-испански, поскольку миниатюрные размеры гостьи навели его на мысль, что она, должно быть, из Центральной Америки, впрочем, она могла быть из Юго-Восточной Азии. Она прошептала что-то непонятное, монотонное, словно капли дождя. Чувствуя, что нелепая ситуация затягивается, Ричард догадался пригласить ее в кухню, где было посветлее и они, возможно, могли бы понять друг друга. Девушка последовала за ним, глядя себе под ноги и ступая точно по его шагам, будто шла по слабо натянутой веревке. В кухне Ричард сдвинул в сторону бумаги, лежавшие на столе, и предложил ей сесть на табурет.
— Мне жаль, что я совершил наезд. Надеюсь, я не слишком повредил вашу машину, — сказал он.
Так как реакции не предвиделось, он повторил эти слова на своем ущербном испанском. Она отрицательно покачала головой. Ричард тщетно пытался достучаться до нее, выпытать, что она делает в его доме в этот час. Поскольку незначительное дорожное происшествие не могло до такой степени ее напугать, она, подумал Ричард, наверное, убежала от кого-то или от чего-то.
— Как вас зовут? — спросил он.